Любовь как абсолютное беззаконие

Поэму «Лейли и Меджнун», персидский классик Низами Гянджеви написал в XII веке, хотя в истории описывались события, произошедшие намного раньше еще в VII веке на территории современной Саудовской Аравии. С того момента как история распространилась по миру, поэма была переведена на несколько языков, в том числе на русский и азербайджанский. По ее мотивам были поставлены несколько опер, балетов, а также снят не один фильм.

Сегодня нетленная восточная история любви готовится к новому перевоплощению – театральной постановке на казахском языке «Ләйлі – Мәжнүн». Ставит спектакль известный таджикский режиссер Барзу Абдураззаков, который уже несколько лет живет и творит в Казахстане. Он является художественным руководителем, режиссером-постановщиком молодого театра «Жас Сахна» в Алматы. Спектакль будет поставлен на сцене Казахского музыкально-драматического театра имени К. Куанышбаева в Астане.  О том, как идет работа над постановкой Барзу Абдураззаков рассказал в интервью порталу El.kz.

- Барзу Хабибуллаевич, почему вы решили поставить именно за это произведение?

- Во-первых это великое произведение Низами Гянджеви - великого персидского писателя, поэта, астронома, философа, великого мудреца. И всего лишь прикосновение к таким материалам, это как молитва, оно очищает. Кроме того, мы так мало знаем о любви… Мы знаем о привязанности, мы знаем о влечении. Но мы не знаем, что любовь - это абсолютное беззаконие, где отрицаются любые законы и правила, любовь – это крушение мира и создание мира, в любви нет морали, потому что это торнадо души и болезнь души. Любовь - это высочайший дар самоотречения от всего во имя любви.  

На репетиции с актерами театра им. К. Куанышбаева. 

В этой работе мы хотим прикоснуться и посмотреть, что происходит с человеком, когда он обезумел от любви. «Меджнун» ведь в переводе с арабского означает - безумец и мы хотим узнать в чем заключается это безумие, сколько в нем дьявола, сколько в нем Бога или это все в нем соединяется или это нечто другое? И всему этому мы посвящаем наш спектакль. Наша работа – не ответы, желание понять, что происходит с человеком, когда он выходит за пределы собственного «Я».  Ведь любовь это к тому же и отсутствие своего «Я», а значит отсутствие гордыни.  

- Значит по-вашему любовь, это все-таки дар?

- Та любовь о которой мы говорим, любовь пророков к Богу, любовь Бижана и Манижи (Фирдоуси «Шах-наме»), Вис и Рамин (поэма Фахриддина Гургани), Ромео и Джульетты, Лейли и Меджнуна, ведь они остаются в легенде именно потому что все остальные так не могут самоотречься, мы не можем во имя любви, например, отречься от родителей или даже от веры, от религии. Мы все ровно держимся в рамках, а эти герои жили вне рамок они отрицали все.  Вот на это мы хотим посмотреть в нашей постановке и если нам будет дано, то передать наши чувства публике.

- Смотреть вы будете взглядом современника?

-  Конечно же нет. Любовь – это вневременное, это чувство всегда современно. Я не буду одевать наших героев в джинсы и давать им айфон. Костюмы мы делаем приближенные к концу XVI века, хотя легенда написана еще раньше.

- На сколько поэма подверглась изменениям и адаптации под сценарий?

- Сама поэма огромная, конечно же, нам пришлось ее монтировать, сокращать. Я убрал огромное количество персонажей и событий. Мы сконцентрировались исключительно на взаимоотношениях семьи и любви, то есть на главных героях, их родителях и ближнем круге Меджнуна. Моя цель в работе, всегда углубиться в автора потому что он важнее всего, он – гений, а я – нет. Поэтому эталон мыслей автора всегда является для меня маяком. Но кроме того когда он влияет на тебя, и ты влияешь на него, вы соприкасаетесь и происходит нечто вроде «брака», когда вы рождаете нечто новое.  Спектакль, это связь между мной и автором, через которую «рождается ребенок» и я молю Бога чтобы он родился красивым, умным, талантливым.  

- На казахском языке вы уже делали постановки?

- Да, я уже делал постановку в Петропавловске.  Понимаете, когда я делаю спектакль на казахском, в этом есть лишь одна проблема – я не могу влиять на язык, я не могу акцентировать, не могу услышать тончайшие акценты. А в остальном, это музыка, эмоции ведь всегда одинаковы, ты следишь за выражением эмоций, поэтому язык не является барьером.

Барзу Абдураззаков. 

Повторюсь единственное что мне очень сложно, то что я не могу влиять на музыку речи. Я больше работаю на слух, на чувство эмоций актеров и через эту музыку я улавливаю правду он говорит или нет. И при этом я делаю поправки, и не важно работаешь ты на китайском, киргизском, казахском или любом другом языке, ведь сердце оно всегда остается сердцем и поэтому я всегда слушаю через сердце, когда работаешь с актерами, которые говорят не на том языке к которому ты привык.    

- Современный Меджнун встречается ли в наши дни? И как бы такой человек жил в сегодняшнем мире?

- Я не встречал, да и вы не встречали его. Мы не верно трактуем слово современность, мы думаем, что современный человек чёрств. Но о черствости человека писали и в XII веке, о том, что мир меняется и молодежь портится писали и в XIII веке. И в произведениях Шекспира старики всегда говорят, что молодежь испортилась. Мы читаем пьесы Гольдони (венецианский драматург живший в XVIII веке) и там старики говорят, что современная молодежь с ума сошла. Но ведь всегда так было, во все времена сердце – это сердце, эмоции – это эмоции, любовь – это любовь, презрение – это презрение.  На то и классика, чтобы всегда быть вечной. И не важно во что мы будем одеты, как мы будем передвигаться, мы чувствуем ровно то же самое, что чувствовал Адам.   

- Какой главный посыл вы хотите донести до зрителей в этой постановке?

- Вы знаете, у меня никогда этого не было – какого-то посыла публике, редко это бывает.  Когда я делаю политическую вещь, тогда у меня есть мишень куда я бью. Но когда я делаю чувственные пьесы, а "Лейли и Меджнун" чувственная пьеса, эмоциональная пьеса, то у меня нет адресата. В этом случае я размышляю и делюсь своими мыслями, это как мой роман, как мой дневник, обычно я так работаю с публикой, я делюсь чувствами, и не говорю это хорошо, а это плохо. Видимо это связано с тем что я сам себя считаю большим грешником, что я не в праве учить людей как нужно жить, ибо сам не знаю, как жить. Поэтому спектакли для меня почти всегда являются моим размышлением вместе с публикой о том, что меня тревожит. Кроме того, спектакль, который не делает публику счастливым, не важно в каком жанре он строится, это плохой спектакль.  Задача театра нести людям свет, иного смысла в театре не существует. Какую бы тему мы не выставляли на сцену, в любом случае это молитва, путь очищения.  

- Когда вы работаете над политическими спектаклями и когда над чувственными, происходит ли у вас внутренняя, моральная и душевная перестройка? И не бывает ли так что на чувственных пьесах режиссер отдыхает, расслабляется?

-  Нет отдыха нет. Ты не делаешь перестройку себя, ведь ты не автомат, у тебя то же самое сердце, мышцы, те же самые чувства. Просто адресаты могут быть разные. В любом случае ты делишься своими тревогами в равной степени делаешь ли ты политические спектакли или любовную историю. Но это всегда очень сложный процесс, одно дело, когда ты размышляешь сидя на кухне, и другое дело, когда ты делаешь из этого художественное произведение.

Когда ты собираешь в репетиционном зале огромное количество людей, которых ведешь и направляешь они тебе доверяют, значит их судьба в твоих руках, как и завтра судьба публики будет на два часа в моей воле. И я за это время ответственен, поэтому и качество моей работы должно быть максимально хорошим. Поэтому ответственность очень большая, и другое дело, когда это у тебя выходит и другое, когда – нет. Ведь невозможно все время гореть и извергать из себя великие идеи, наступает и момент усталости, момент кризиса и работы автоматом в творчестве бывает полный штиль, а бывает, когда тебя несет и ты не понимаешь, как ты успеваешь делать одну сцену за другой. Ты ткешь свой спектакль из воздуха, это ты твое воображение, у тебя нет нот как у дирижера.

- Как-то в одном из своих интервью вы сказали, что были постановки, в которых вы даже в день премьеры не определились каким будет финал спектакля. Как дело обстоит со спектаклем «Ләйлі – Мәжнүн»?

- Да, я никогда не знаю каким будет финал. Но как нестранно, в этом спектакле финал родился первым. Пока я не знаю буду ли его делать. На третей или на четвертой репетиции совершенно случайно из ошибки у нас родилась идея финала, у нас не было еще начала, мы не знали, что мы делаем, не знали какое настроение будет у спектакля, не знали куда мы пойдем, но вдруг один из наших актеров допустил ошибку и она оказалась такой замечательной, мы за нее уцепились и сказали вот наш финал. Этот финал не имеет отношения к Низами, он имеет отношение к чему-то большему что ли, вселенскому, да, эта ошибка была вселенского значения.

- А как с началом?

- Приходите на спектакль и увидите, пока работы у нас океан. Просто помолитесь за нас и пожелайте нам удачи, вдохновения и сил.

- Спасибо большое за беседу!

Над спектаклем «Ләйлі - Мәжнүн» работают:

Режиссер-постановщик - Барзу Абдураззаков.

Художник-постановщик - Канат Максутов.

Актеры театра и кино: Ержан Нурымбет, Алтынай Ногербек, Куандык Кыстыкбаев, Майра Омар, Олжас Жакыпбек.

Артисты: Боранбай Молдабаев, Зибагуль Карина, Ботагоз Максутова, Мейрам Кайсанов, Касымхан Бугыбай, Жанат Оспанов, Алтынгуль Серкебаева, Инабат Абенова, Нурсултан Есен, Айнур Жетписбаева, Жанар Касымова, Ерсин Айтмукаш, Ергулан Жанпеисов, Айкоркем Туранова.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и узнавайте новости первыми!