Историческое сокровище

Человеческая культура в целом богата именно своеобразием и самобытностью, что и отличает совокупный цивилизационный багаж всех наций. Следующей духовной высотой, на которую поднимается человечество, должно быть культурное разнообразие.

Бесспорно, что культура казахского народа, как и у других народов, берет свое начало из глубины веков и является частью общечеловеческой культуры. В связи с этим надо сказать, что в истории Центральной Азии есть немало вопросов и проблем, ждущих своего разрешения. А между тем при исследовании именно этнической истории проблемы не только не находят своего решения, а, напротив, запутываются в лабиринте излишних напластований.

Задумаемся, почему до сего времени на громадных пространствах от Хуанхе (Желтой реки) до берегов Средиземного моря есть народы, говорящие на тюркских языках и прекрасно обходящиеся без переводчиков? А ведь эти более трех десятков народов не объединялись в национальную общность со времен Тюркского Каганата (VI-VIII вв). Спрашивается, как долго должен был существовать Тюркский Каганат, сцементировавший эти народы в пределах одного государства, чтобы потом, на протяжении полутора тысяч лет, они, размежевавшись, продолжали сохранять общность языка, культуры, обычаев, общность символов, верований и т. п.?

Вернемся к топонимам. Почему еще до нашей эры остров Кипр, лежащий на крайнем Западе Евразии, назывался «Алаш»? И почему плоскогорье Тибет именовалось тогда «Төбет»? Почему на Кавказе сразу три реки называются «Казах»? И почему в Казахской степи встречаются горы и реки под названием «Аспарух» — «Аспара»? Кстати, о слове «казах». В краеведческом тувинском музее есть камень-экспонат, на котором руническими буквами написано слово «казак кызы» — «казахская девушка». О чем это говорит? И вопрос самый, наверное, каверзный для сторонников евроцентризма. Почему, читая произведения Фирдоуси, хроники византийского императора Константина Порфирородного (Царственно рожденного — X в.), переводя «Секретную родословную» Чингисхана (XIII в.), истолковывая, наконец, русскую летопись «Повесть временных лет» (968), мы не замечаем слов «казах», «казахия», «казахская арба», «касоги» и другие тюркизмы, встречающиеся двольно часто? Кстати, почему никому не приходит в голову сопоставить родовые названия «уйсуни», «канглы», исторически зафиксированные еще во II в. до н.э., с современными казахскими названиями родов? Почему не задумываемся о том, что в окрестностях Байкала, в Монголии, есть озера и реки, носящие названия «Берiш», «Шеркеш», «Алшын», «Кете», «Аргын»? Кто задумывался над тем, почему на берегах Байкала стоят две вершины с названиями «Мұңлық» и «Зарлық», хотя народ тамошний уже давно не помнит казахскую устную повесть «Мұңлық и Зарлық»?

В этом же контексте следует обратить внимание на ряд тюркских этнонимов. Мы имеем в виду названия древних тюркских родов, которые в незапамятные времена, еще при Тюркском Каганате, фиксировались в разном фонетическом звучании и сохранились в письменных вариантах. Разве они не напоминают по своему звучанию современные казахские роды? Сравните: адье — адай, алише — алаша, байырку — байұлы, берч — берiш, кидарит — кердерi, сыгый — ысты, тан — тана, теле — телеу, тоба — табын, чики — шектi, чумугун — шүмекей, хита — кете и т. п. Легче всего произнести ставшую дежурной фразу: «Это простонародная этимология!» Сия фраза не должна украшать науку. Может быть случайным созвучие один раз, два, три, десять... Но когда их не один десяток, а сотни, почему сотни их не могут пробить бронированные лбы искателей научной истины? Если ко всему этому добавить, что названия приведенных выше родов пишутся в транскрипции, не отражающей фонетической природы тюркского слова, то разве не станет ясным, что мы должны заняться делом? Разве этимология таких словосочетаний, как «жуанымсу», «О, тоба», «әлiмсақтан берi», «бесенеден белгiлi», «сақпаның оғындай», «сақадай сай», не напоминает родовых названий исконно тюркских племен, известных из древней истории: «жуан-жуан», «тоба», «әлiм», «сақ», «печенег». Точно также имеющиеся в современном нашем языке «шат-шадыман», «шанию», «хан», «қара», «би», «төре», «қатын-қалаш», «тұтқа», «бұйрық»,

«бек», «жабғы», «құл», «күң», бывшие в хождении еще во времена Тюркского Каганата и обозначавшие должностные звания и служебные ранги, широко употребляют в своей лексике современные люди. О чем это говорит?

обихода, что в течение двух-трех тысяч лет передавались и сохранялись в своей первозданной чистоте, не изменившись ни на йоту? Как объяснить эту преемственность и постоянство? Ведь когда мы смотрим на предметы, найденные в ходе археологических раскопок в Пазырыке, стоим потрясенные. Мы словно столкнулись с вещами, знакомыми с детства, сроднившимися с нами в доме наших родителей. Эти седла и снаряжения для езды, эти паласы, эти изделия из шерсти... Впору руками развести — ведь прошло 3 тысячи лет! И вполне закономерен вопрос: что же происходит с нашей наукой? На каком уровне находится диахронно-типологическое исследование духовной и материальной культуры? В китайских, арабских, иранских и древнегреческих документах и хрониках племена, населявшие Евразию, представлены как кочевники, которым жилищем служила юрта, а любимым напитком был кумыс. Разве после этого позволительно современной исторической науке заявлять, что роды и племена, населявшие Евразию с незапамятных времен, не являются предками современных тюркоязычных народов? А какие же, позвольте спросить, народы там жили, кроме тюркоязычных? Какие народы придерживались кочевого образа жизни, кочевого уклада хозяйства? Ищите, но не обрящете. Потому что не было там других народов, кроме тюркоязычных. С каким усердием мы изучаем западные и восточные источники, где говорится о нашем прошлом. О, если бы с таким же усердием обратились мы к фольклору — богатейшей исторической сокровищнице народной памяти! Сколько фактов, событий, имен, правдиво, непредвзято сохранившихся в недрах народной памяти, мы обнаружили бы! Но мы, этнологи, не изучаем собственного фольклора, смотрим на него с высоты западного авторитета. А стоило бы обратиться к богатейшему циклу казахского фольклора под названием «Сорок крымских богатырей», «Ногайский эпос» и др. И еще, стоило бы подумать, почему все тюркоязычные народы считают великого Коркута своим духовным пращуром и наследуют это священное имя от поколения к поколению? Стоит подумать и о том, почему существует смысловая и композиционная идентичность без малого тридцати дастанов в казахском и башкирском фольклорах. Или, почему  тюркоязычные народы Средней Азии и Казахстана, Кавказа и Приазовья связывают истоки своих литератур с именами Асана Кайгы (XV в.) и Казтугана (XV в.)? Или, почему в киргизском уникальном эпосе «Манас» главными героями выступают батыры, родственные всем тюркоязычным народам? А музыкальный фольклор? Такие кюи, как «Қорқыт», «Ақсақ құлан», «Ел айрылған» являются общим достоянием и казахов, и киргизов, и каракалпаков, и туркмен. И как объяснить эту общность фольклорных сокровищ сегодняшнему поколению?

Акселеу Сейдимбек, «Мир казахов»

Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға