Об "Аркалыке" и о критике тов. Мусрепова

Об "Аркалыке" и о критике тов. Мусрепова

Спектакль "Аркалык" хотя не является постановкой, определяющей собой направление, программу и принципы творческого пути Казгосдрамтеатра, а является одним из проходных спектаклей и все же дал повод тов. Мусрепову обрушиться тяжелыми обвинениями на руководство и весь коллектив театра. Длинная статья тов. Мусрепова в "Социалды Казахстан", наименованная "О новой постановке Аркалыка", в огромной своей части посвящена не работе театра над этим спектаклем, а занят рядом других побочных вопросов, увлекших мысли критика.

Прежде чем высказать наши соображения по другим затронутым им вопросам, мы остановимся на самом "Аркалыке". Приведем вначале кое-какие справки о нем. Эта пьеса вплоть до 1931 года шла во всех сезонах Казгостеатра. В прежнем, даже неисправленном виде, не снималась с репертуара. И когда речь зашла о новом включении ее в репертуар драмтеатра, никаких замечаний о переделке и переисправлении ее не было. Но театр в начале этого сезона, учитывая ряд недостатков прежнего текста пьесы, до постановки передал ее на исправление самого автора тов. Шанина. В результате коллективной работы пьеса была значительно сокращена (она раньше ставилась в двух сериях). Были изъяты, исправлены натуралистически скомпонованные элементы ее, исправлены ряд ошибок идеологического порядка, как-то: бесчисленные разгромы Аркалыком своих противников, в особенности китайцев; натуралистически поданные батальные сцены; разрушение стен китайской тюрьмы; увод дочки дюрбутского хана с разгромом его ставки — стремление через все это импонировать казахскому национализму, идеализируя казахского батыра или подача образов казахского хана и его советника Кара-Шешена в комическом плане трусливых беспомощных людей; точно так же неприемлемое освещение межнациональных отношений через предательство Аркалыка (казахского батыра) Егилем — дюрбутским батыром и ряд других подобных мест были обработаны до принятия пьесы в работу. К исправлениям автора, по договоренности с ним, внесли изменения, дополнения наша режиссура и руководство театра. Но все же, по мнению руководящих наших работников, смотревших первую постановку, наш театр этой пьесой не смог показать классовую борьбу в историческом прошлом. По смыслу этих высказываний театру необходимо было, если браться за историю, то за такие темы, которые раскрыли бы глубокий смысл классовой борьбы угнетенных масс с их эксплуататорами, беря такие темы, как восстания. А самое необходимое, основное для драмтеатра — это показ пьес на современные темы, на темы нашей революции, социалистического строительства. Вот какие принципиальные и, безусловно, верные мысли были высказаны этими товарищами. Это была ведущая критика, определяющая лицо и направление театра. В ней высказаны основные требования, формирующие принципы, программы революционного театра, нашего театра, стремящегося определить свой путь по этим вехам.

Но эти, бесспорно, верные, принципиальные суждения, попадая истолкованиям тов. Мусрепова и вызывая у него еще много новых, побочных мыслей обо всей деятельности и сегодняшнем содержании театра, породили ряд необоснованных, поверхностных, ошибочных домыслов критика.

Главное обвинение, возводимое тов. Мусреповым на театр, сводится к тому, что он не поставил "Аркалык", написав его заново. На самом деле, если взять его совет: "не показывать борьбу Аркалыка с ханом, а показать борьбу масс с ханами и батырами вместе взятыми" — это означает создать совершенно новое содержание для пьесы, то есть написать новую пьесу. Тогда эта пьеса не будет "Аркалыком", станет иным произведением. Коли так, то к чему тов. Мусрепову криво истолковывать мысли руководящих товарищей, а не говорить: просто не нужно ставить такую пьесу на сцене нашего театра?

Вообще театр как таковой не пишет пьесы от себя. "По-правку" театра, "улучшенную постановку" (слова Мусрепова) тов. Мусрепов понимает как-то по своему и плохо себе представляет эти понятия.

Поправки театра означают режиссерские поправки, поправки в пределах, допустимых для театра. Утвержденная и включенная в репертуар театра пьеса не есть литературный сценарий, переданный в распоряжение кинорежиссера. Менять сюжетную основу, архитектонику и название драмы не дело театра. Это прежде всего дело писателей. Тут тов. Мусрепов вместо обвинения писателю за репертуарный прорыв путается в адресатах. Грех театра он видит в плохом "направлении", в недостаточной "переделке" пьес, короче говоря, в том, что театр — плохой драматург. Есть поправки, есть работа театра над текстом пьесы. Но то, чего требует он в отношении "Аркалыка", выходит за пределы задач и компетенции театра.

А упоминание его о наличии в составе работников театра Ауэзова — есть необоснованные нападки на него. Ауэзов в пределах театра может проделать только то, что допускают и требуют рамки театра. Обвинение его за то, что он заново не написал, не переделал "Аркалык", включенную в репертуар пьесу равного ему писателя, неуместно. Это есть голая придирка и насилие над Ауэзовым.

Наше понимание социального смысла пьесы было такое, что она трактует не борьбу между классами-антагонистами, а раскрывает противоречия внутри одного господствующего слоя. Это противоречие мы старались обнаружить как среди казахских, так и среди дюрбутских верхов. Так как "Аркалык" является широко известной нашей общественности старой пьесой, мы в новой ее постановке свою задачу представляли в раскрытии этого момента. В этом видели осмысленные целеустановки актерской трактовки образов и новой режиссерской подачи спектакля — спектакля не программного для театра, а проходного. Одно дело, если критик вел бы суждения, исходя из этих конкретных установок театра, обнаруживая недочеты, ошибки с этих точек зрения. От статьи тов. Мусрепова, озаглавленной "О новой постановке "Аркалыка", мы ожидали касательства его в какой-либо мере к данной работе театра. Вместо этого он требует через "Аркалык" показа борьбы двух борющихся классов. Когда руководящие товарищи говорят вообще о недостаточности для театра подобных тем, как "Аркалык", тов. Мусрепов, с одной стороны, держится и за "Аркалык" и в то же время требует в ней борьбы двух классов и центр своих нападков на театр сосредоточивает на этом. Безусловно, "Аркалык" не может быть сопоставлен ни по художественным качествам, ни по глубине с такими классическими произведениями, как "Гамлет", "Борис Годунов", "Ревизор" и т. д. Но, к примеру, что бы получилось, если бы к сегодняшней постановке этих пьес мы попробовали бы подойти с рецептом тов. Мусрепова? Во всех этих пьесах основные линии борьбы, драматический сюжет и общий искомый смысл не основывается на борьбе двух враждебных классов. А основаны на противоречиях внутри одного класса или прослойки. Ни в одной из этих пьес нет двух борющихся лагерей, состоящих из угнетенной массы и их угнетателей.

И когда наш зритель в наши дни смотрит эти пьесы, он видит, какие внутренние противоречия раздирали этот класс эксплуататоров. Но если исполнить требования тов. Мусрепова, то мы не придем ли к тому, чтобы вместо "Гамлета" покажем борьбу датских принцев с их подчиненными, а вместо борьбы Бориса Годунова с боярами и Лждмитрием покажем их совместную борьбу с крепостными крестьянами?

Или признать, что "Аркалык" смогла показать противоречия внутри одного сословия, как давно написанная историческая пьеса и считать ее годной к постановке как таковую, или же признать, что "в ней неглубокий смысл, слабый сюжет, слабая драматургическая основа, недотянуты намеченные идеи и мало полезных качеств для нашего зрителя" и высказаться на этом основании ясно и определенно о ненужности ее в нашем репертуаре. К чему же критику садиться между двух стульев?

От критической статьи писателя тов. Мусрепова ожидали и вправе были ожидать наши режиссеры, художники и весь актерский состав оценки хотя бы их деятельности. Известно, что настоящую театральную критику, подлинно культурную, помогающую, ведущую критику наши работники этого фронта до сих пор не слышали, не видали. Вместо этого тов. Мусрепов, не отвечая в своей статье даже на собственный заголовок, то образно-поэтически сравнивает коллектив театра с медведем, "ведущим постоянную возню с чурбаном", то называет "ленивыми, недисциплинированными, бесталанными". А когда, казалось бы, доходит до основной задачи театральной критики, до места ожидаемого актерами ответа, ограничивается буквально одной категорической фразой: "Не дана и художественная игра".

Если бы тов. Мусрепов не был охвачен столь тенденциозной односторонностью, то отметил бы хотя бы ту должную оценку работам актеров Елубая, Калибека и Малике, которая была дана теми же руководящими товарищами, с которыми вместе смотрел спектакль сам тов. Мусрепов.

На недавно закончившемся пленуме Союза советских писателей в Москве Таиров, ссылаясь на отдельные работы театральных критиков, говорил: "Критик себя чувствует судьей спектакля, а актеров и режиссеров он принимает за обвиняемых". Да верно, что наш театр еще не театр Таирова. Достичь подобной культуры является целью наших долгих трудов и длительного роста. И хотя нам есть чему учиться у Таирова, но тов. Мусрепову не к лицу было облачаться в пресловутую тогу охарактеризованного Таировым критика.

Большевистская критика прежде всего помогающая критика. Иначе о положительных случаях работы театра оправдываться словом "запоздали" (собственное признание тов. Мусрепова по поводу постановки "Тунги сарын"), а о случаях, когда замечены какие-либо недостатки, вдохновенно выступать во всеоружии "уничтожающей" критики — не дело здоровой объективной оценки вещей.

Общее настроение статьи тов. Мусрепова, безусловно, свидетельствует о давно накопившемся в нем гневе на драматический театр.

Исходя из одного "Аркалыка" как подходящего повода, он перечисляет все боли и обиды на наш театр. Став на заранее тенденциозную, осуждающую во что бы то ни стало позицию, тов. Мусрепов к фактам присовокупляет и собственные вымыслы и тем метает громы и молнии на голову театра. Наш театр не может сказать про себя, что он достиг зрелости, совершенства. Наоборот, пока еще у него больше невольных промахов, чем достижений. Верно и то, что не преодоленный еще низкий культурный уровень нашего общего развития высказывается на этом фронте гораздо резче и ярче, чем где бы то ни было. У нас еще не появились Станиславские и Мейерхольды. Называть себя оформившимися культурными работниками театра никто из нас пока не может. Если не повлияли подобные общие условия, разве сознательно не дотянул тов. Мусрепов и художественные и идеологические качества своей пьесы "Кыз-Жибек"? Не враг же человек самому себе. А сегодняшнее его намерение заново переделать пьесу, не результат ли наконец осознанных ныне неожиданных творческих срывов его? Потому-то и у нас иногда хоть удается какая-либо работа, а иногда бывают срывы на намеченном, казалось бы, правильном пути.

Разве все критические статьи "Социалды Казахстан" удачны и отвечают своим назначениям? Также и мы, тов. Мусрепов, идем, иногда невольно спотыкаясь, подобно вам же.

Конечно, все это не оправдывает недостатков, ошибок, прорывов. И мы не думаем прикрываться ими. Говорите об ошибках, и мы подвергнем свою работу самокритике, исправим ошибки, выправим свою линию. И в этом отношении первую помощь, важную помощь мы действительно ждем со страниц "Ооциалды Казахстана".

Раз так, давайте попробуем подойти к затронутым вами через постановку "Аркалык" другим вопросам театра. И постараемся понять их как помогающую нам критику. Начиная свою статью со сроков открытия и закрытия сезона драматическим театром, вы говорите: "Этот театр всегда открывает свой занавес после половины зимы и опускает его, когда только начнут показываться признаки лета". Половина зимы, как известно, январь, а признаки лета появляются в наших климатических условиях в апреле.

Если взять ряд последних сезонов, начиная с 1932 года, то эта ваше утверждение неточно.

Не соответствует фактам. За исключением только последнего сезона, во все другие годы сезон театра открывался не позднее половины октября и закрывался во второй половине июня или в начале июля. Никто не думает оправдывать хотя бы малое запоздание в открытии сезона. Но скверное здание театра требует ежегодного ремонта. В текущем сезоне Наркомпрос приложил все усилия и произвел капитальный ремонт здания. Поэтому открытие сезона действительно запоздало намного. Но зато разве не отметила вся ведущая общественность Казахстана приобретаемый театром наконец-то приличный облик, порядок и частично новое качество во всем этом? Все же запоздание есть недостаток. Мы должны с ним бороться. Но вместе с тем разве допустимо по поводу общеизвестных и прежде всего известных самому тов. Мусрепову фактов многих лет говорить заведомо неверно и нарочито искажая их?

В середине своей статьи тов. Мусрепов говорит: "...есть мнения о том, будто этот театр не растет, а идет все на убыль. Это, конечно, неверно. Или это есть никчемная болтовня обывателей или же так говорят наши враги". И хотя эти слова тов. Мусрепов изрек собственными устами, а сам же на всем протяжении своей статьи борется с этими своими утверждениями. В самом деле, если перечислить эпитеты, данные тов. Мусреповым театру, то, во-первых, говорится: "Иногда теряются из виду общественности деяния этого театра". Выходит, театр завораживает общественность и будто бы улетучивается куда-то и проделывает какие-то дела тайком. Если он на самом деле театр и выставляет перед зрителем свою постоянную работу, возможна ли у него еще утаенная от общественности другая работа, как работа театра? Чтобы уточнить высказанное сейчас, тов. Мусрепов добавляет: "... он же пускает и пыль в глаза" — все про тот же театр.

Говоря еще дальше: "...абсолютное непонимание буквально: не чувствует носом запаха политических требований о воспитательном воздействии в духе социализма. Поразительная грубость!", тов. Мусрепов делает "негрубый" свой вывод. Также добавляет: "делает постоянные политические ошибки". Таким образом, всю историю и всю деятельность театра он составляет из одних чуждых черт и скверных проделок. Утверждая также "театр все оглядывается назад" или "взоры театра устремлены на старый мир", он определяет содержание всей работы, всего направления и программы театра, как бы составленными из лоскутков старого.

Недостаточно еще и этого. Ругая театр различными не в меру грубыми, резкими словами еще в одном случае, он пишет: "Здесь сильно прикрываются бездельничаньем, ленивостью, недисциплинированностью и отсутствием прилежания" и также говорит: "Занимались бесплодной возней с чурбаном". Эти обвинения относятся ко всему коллективу театра. Все эти "обнаруженные им пороки" театра он высказывает через одну постановку театра.

Если верны все эти утверждения, то что же тогда осталось от театра?

Допустимо ли такому видному работнику культурного фронта, как тов. Мусрепов, заменять "помогающую, ведущую критику" подобными экзекуциями? Занимаясь таким- то форменным избиением, оголением театра в пылу увлечения, не оголил ли он и самого себя? Что же осталось от ваших утверждений "о росте и якобы достижениях" театра?

Его сильно раздражает будто "Аркалык". За эту постановку мы, безусловно, принимаем на себя известную вину. Есть ошибки, указанные руководящими товарищами. На них частично указывает и тов. Мусрепов. Об "Аркалыке" мы уже высказались.

Теперь ответим на другие вопросы, затронутые тов. Мусреповым, исходя из "Аркалыка".

Начиная с 1932 года драмтеатром поставлены следующие пьесы из оригинала — "Майдан", "Халпе", "Талтанбай" — Майлина; "Кек", "Турксиб" — Джансугурова; "За октябрь", "Тунги сарын" — Ауэзова. Все эти пьесы трактуют революционные темы. Из переведенных лучших образцов пролетарской драматургии поставлены: "Подводная лодка", "Хлеб", "Мой друг", "Мстислав". Наряду с этими пьесами в 1933 году поставлен "Енлик-Кебек", в 1934 году — "Хан-Кене" и в настоящем 35 году "Аркалык". Из недоделанного еще репертуара текущего сезона в работе театра находится: "Биздин жигиттер" — Майлина и переработанный автором "Турксиб" — Джансугурова. Кроме них театр рассчитывает также поставить хотя бы в конце сезона и "Чудесный сплав". Как о репертуаре прошлых лет, так и о пьесах настоящего сезона тов. Мусрепов знал и знает не хуже кого-либо из нас. Какое количество занимают в указанном репертуаре исторические пьесы — это видно из перечисленного. Действительно, на исторической пьесе "Хан Кене" допустили грубую ошибку как автор, так и театр. Вопрос об "Аркалыке" обсуждается вот теперь. Но попутно мы задаем вопрос тов. Мусрепову: "Верен ли метод определения всего смысла деятельности всего пути театра по одним впечатлениям, полученным от "Аркалыка?"

Прекрасно зная, что "Аркалык" не является определяющим, основным спектаклем для театра, можно ли говорить о нем как об исчерпывающем, единственном труде театра. Это одна ступень в числе многих наших постановок за годы, перебранные самим тов. Мусреповым. Будет ли это продуктивной, уместной и полезной критикой, если на весь творческий путь театра вносить приговор по одному звену в его работе? Если судить только по одному спектаклю, то разве плохо отозвался об осенней работе театра над "Тунги сарын" самый авторитетный, самый глубокий и ведущий наш критик — Всеказахстанский съезд советов? Разве он не был в основном доволен этой постановкой?

Почему же этот факт не удостаивается ни каплей внимания тов. Мусрепова? Выражаясь мягко, не будет ли поверхностным поступком опрокинуть одним пинком положительную оценку, данную лучшими людьми края театру?

А беспомощная попытка оправдаться тем, что тогда мол мы запоздали с высказыванием, не ответ, конечно, театру. Допустим, что тогда "запоздали", но теперь же, когда стал высказываться об "Аркалыке" и приписал театру всяческие пороки, справедливо разве снова забыть об отмеченном общественностью недавнем труде театра? Или "Аркалык" должен заслонить и поставить крест над всем положительным прошлым?

Если бы критик не ополчался преднамеренно на театр, не стал бы, конечно, свою критику строить на одних недостатках. Он учел бы необходимость разностороннего объективного подхода.

Чтобы сказал сам тов. Мусрепов, если бы мы попробовали применить его метод к нему же самому и взяли, отбросив все остальное содержание "Социалды Казахстан", один только раздел объявлений и устанавливая неотесанность языка, неправильность синтаксиса и непонятность смысла отдельных в нем выражений сделали бы о редакторах вывод, говоря словами тов. Мусрепова, "прикрываются ленивостью, недисциплинированностью и отсутствием прилежания?".

Театр буквально бедствует в отношении нового, революционного репертуара. И об этом тов. Мусрепов упоминает только сегодня, а руководство и весь коллектив театра бьет тревогу ежегодно и постоянно просит новые пьесы. Чтобы заполучить такие произведения, театр заключил в течение последних лет ряд договоров с авторами, заранее снабдив их и авансами. Кроме того, в начале этого года актеры театра составили несколько делегаций и ходили с требованием новых пьес ко всем крупным казахским писателям. В том числе были и у тов. Мусрепова. Но все же обещанную им пьесу "Шабул" тов. Мусрепов не вручил театру до сих пор. К тому, вот уже скоро проходит год, как объявлен конкурс нашего Совнаркома и Наркомпроса на лучшие пьесы. А поступила ли до сих пор хоть одна пьеса от таких наших крупных писателей, как тов. Мусрепов? Нет, не поступало. Тогда к чему такая притворная наивность, утверждающая, что театр оторвался от писателей. Так-то отрывается театр от писателя? Надо быть объективным и необходимо сказать, не театр оторвался от писателей, а писатели оторвались от театра.

Тов. Мусрепов пишет: "По мнению Кадырбаева и Ауэзова, зрители не пойдут на пьесы, иллюстрирующие борьбу". Кадырбаев новый работник в театре. Он один из инициаторов объявления упомянутого конкурса и по его же инициативе ходили делегации актеров к нашим писателям. И Ауэзов тоже не думает так. Если бы это было верно, то он не написал бы пьесы: "За октябрь", "Борьбу", "Тунги сарын" и не принялся бы за новую пьесу "о новом человеке", над которой работает он сейчас. Иначе он и не пришел бы в лагерь советских писателей.

Последним обвинением против театра тов. Мусрепов выставляет "наличие вокруг театра самознайства, буквально говорят все знаем сами". Если упомянутое вами "окружение" театра действительно говорит "все знаем сами, а другие ничего не знают", то это можно назвать "самознайством". Тогда театр избегал бы поддержки и помощи других. Но если театр, с одной стороны, только и просит новые пьесы от писателей, а с другой — выясняет и просит шефской, культурной помощи от всех передовых театров Союза — это, конечно, не признание "самознайства". Несмотря на это, если вы "узрели" самознайство в уверенности театра в свои силы, в том необходимом залоге продуктивной работы, тогда, конечно, непоправимы наши беды.

Мухтар Ауезов

Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға