Жаңалықтар

Высокое призвание

  Высокое призвание "Вы читали, товарищи, проект Директив XX съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956 — 1960 гг.? Хорошие Директивы, верно?" — с такими словами обратился Никита Сергеевич Хрущев к участникам совещания комсомольцев и молодежи, отличившимся на освоении целинных и залежных земель. — "Все честные люди радуются этим Директивам; они видят в них широкую дорогу, по которой наша партия и весь народ идут к намеченной цели — построению коммунистического общества". Да, все честные люди мира разделяют то горячее одобрение, тот восторг, с каким участники совещания приняли слова Н.С. Хрущева, ибо призыв партии к творческим силам нашего народа, который содержится в проекте Директив, открывает перед всеми нами новые исторические горизонты, делает все более зримыми черты коммунистического будущего. Дающий величественную программу роста нашей экономики проект Директив вызывает к жизни новый подъем всех производительных, а следовательно, и всех творческих сил нашего общества: могучий рост науки и техники, новое качество вдохновенного и умного труда советских людей, сөзидателей мира и счастья на Земле. Вступая в век атомной энергии, советский человек становится хозяином могучей силы расщепленного ядра, добрым хозяином, направляющим эту невиданную, сказочную мощь на службу мирной жизни, мирного человека. Благодарная человеку за ту требовательную заботу, ответит богатая наша земля щедрыми урожаями поднятой целины, сверхмощным током грандиөзных электростанций. Покатят высокие валы новорожденные моря, расцветут орошенные пустыни, заколосятся нивы на осушенных болотах, распахнут горы бездонные недра, чтобы отдать людям свои сокровища. Проект Директив встает перед нами, как документ творческого социалистического гуманизма, ибо в нем с покоряющей наглядностью рассказывается о том, что за краткое пятилетие человек может и должен сделать для счастья человечества: для роста детей и спокойствия старости, для подвигов юности и свершений зрелости, для творческого труда и для благополучия семьи. Поэтому дело шестой пятилетки и есть кровное душевное дело каждого нашего человека. Так думают и чувствуют миллионы умов и сердец многонационального советского народа. Так именно встает проект Директив шестой пятилетки перед взором каждого, живого в своем творчестве художника. Об этом, о прекрасном нашем человеке и славных его трудовых подвигах в новой пятилетке должны и будем писать мы, советские литераторы, стремясь к тому, чтобы образы наших произведений были под рост своим замечательным живым прототипам. Перед нами стоит высокая задача сөздания эпоса нашей эпохи, сөздания образов, равных по своей идейноэмоциональной силе образам Чапаева и Павла Корчагина, Глеба Чумалова и Кирилла Извекова, Левинсона и Мересьева, молодогвардейцев и Батманова. Успешное выполнение этой задачи требует от нас великого напряжения всех наших сил и способностей. Кроме отличного знания жизни, непременной и повседневной связи с нашим героем и читателем, проникновенного понимания его мыслей, дум и дел, его нужд и чаяний, эпическое воплощение образов эпохи требует и суровой проверки и мобилизации всего арсенала наших изобразительных средств, принципов, традиций и вөзможностей. Правдиво изображая героя нашего времени - советского человека в беспримерном подвиге его жизни, мы меньше всего должны опасаться того, что наше изображение слишком его приподнимет. Действительный рост героя нашего времени так велик, что вряд ли мы его преувеличим в наших книгах. Какой образ нашей литературы может сравниться с реальной высотой самоотверженного подвига Гастелло? Можем ли мы сказать, что патриотическое чувство и железная воля живого героя "Повести о настоящем человеке" сколько-нибудь преувеличены в образе Мересьева? Можем ли мы назвать хоть один образ нашей послевоенной литературы о труде и рабочих, и колхозников, который встал хотя бы вровень с трудовым героизмом реальных передовиков пятой пятилетки? Из этого не следует, разумеется, что я призываю писателей к приукрашиванию наших литературных героев, к их лакировке. Отнюдь: лакировка образов искусства является, с моей точки зрения, выражением немощи художника, своего рода свидетельством его поэтической несостоятельности. Не найдя достойных средств для правдивого воплощения величия советского человека — борца за утверждение нового в нашей жизни, писатель прибегает к наивному количественному приукрашиванию среднего, а иной раз даже и серенького человека различными, само собой разумеющимися и по сути своей довольно нейтральными качествами. Для того чтобы герой выглядел достаточно "хорошим", хочется сказать точнее — "хорошеньким", он помещается в довольно статичную и тоже красивенькую среду. Такой герой умен, но не стоит выше среднего человека. Его идеал также не превышает некоего среднего уровня благопристойности. Герой терпелив и ровен в любви (что ему легко дается, ибо "она" с первой же страницы романа проникается к "нему" столь же ровным и терпеливым чувством и никаких реальных препятствий между ними нет). Он добропорядочный семьянин, находящийся в мире и ладу со старым и малым, но ему ничто в этой семье и не противостоит. Даже бытовые предрассудки тают при его приближении, как воск перед лицом огня. Он в меру активен (зачастую снабжен организационным опытом, полученным за пределами романа, на фронте), благостно справедлив к окружающим. И это не может быть иначе, так как автор позаботился заранее подготовить к его возникновению на страницах романа благодарную среду, жаждущую появления героя, как засеянное поле жаждет весеннего дождя. Такое приукрашивание среднего человека и подмена 174-2 им образа героя эпохи идут вразрез с истинно гуманистической традицией русской классики. Изображение главного в ней всегда был крупно. Тургенев не любил Базарова, но он не смог и не стал, вопреки правде жизни, делать его маленьким, и Базаров стал крупной фигурой, властителем дум целых поколений. Еще менее того нравился Гончарову Марк Волохов, и мы никак не можем согласиться с отрицательной оценкой разночинцев, которая выражена в этом образе, но все же он получился значительно крупнее, чем средние "хорошие" герои "Обрыва" — Марфинька и ее нареченный Викентьев. Что получилось бы, если бы не мятущаяся Вера, повторяющая по-своему трагедию сильного характера своей бабушки, а эти вот инфантильно милые молодые люди оказались в центре повествования? Можно ли представить себе пушкинский роман в стихах, эту энциклопедию русской жизни, построенную целиком на образах Ленского и Ольги, без сильных страстей и умов Онегина и Татьяны? А ведь Ленский по оригинальности своего характера не чета Викентьеву, да и многим главным героям наших книг. Образы средних людей, написанные со всей силой истинного реализма, всегда присутствовали в произведениях русской классики. Да без этого невөзможно было бы вос-произвести картину реальной жизни. Но классики наши никогда не выдавали их за основных героев эпохи. В критике последних лет было немало нареканий по адресу романа Бабаевского. Мне представляются крайне несправедливыми и неправомерными попытки полностью развенчать "Кавалера Золотой Звезды", отказать автору его в какой бы то ни было мере боевого участия в строительстве первой послевоенной пятилетки. Нет, "Кавалер Золотой Звезды" сыграл весьма заметную роль и в нашей жизни, и литературе. Он показал многим людям, занятым практическим восстановлением своих разоренных войною колхозов, что можно и нужно построить свою жизнь еще богаче и лучше, чем она была прежде, построить в борьбе со всеми, кто мешает нашему движению вперед, даже если такой препятствующий работе человек — свой человек, отставший, но все еще продолжающий занимать руководящую должность. Не случаен тот нескончаемый поток читательских писем, который последовал за опубликованием романа, тот живой интерес к дальнейшей судьбе героя, какой проявили многие читатели, искренне считавшие его реально существующим лицом. Но литературная общественность, может быть, не вполне отчетливо представляет себе, какую роль сыграл "Кавалер Золотой Звезды" в развитии темы творческого труда в братских литературах нашей многонациональной страны. Едва ли не в большинстве республик вөзникли произведения, в той или иной мере раскрывающие тему прихода в колхозное строительство человека, обогащенного опытом Великой Отечественной войны. Вот в цветущий весенний день идет по дороге в свой кишлак с армейским сундучком в руках Уктам, герой романа узбекского писателя Айбека "Ветер золотой долины", вот вөзвращается в казахский степной колхоз "Амангельды" фронтовой офицер Жомарт из романа Г. Мустафина "Миллионер". Нурали Баратов из "Обыкновенной земли" Улугзода (Таджикистан), Бегенч из повести Кербабаева "Айсұлтан из страны белого золота" (Туркмения), Алимджан из "Победителей" Шарафа Рашидова (Узбекистан), Хошгельды, поднимающий коллективное хозяйство в произведении "У подножия Копет-Дага" Ата Каушутова (Туркмения) — все они в какой-то мере братья прославленного Сергея Тутаринова. Я хочу сразу оговориться, что при видимом сходстве ряда идей, ситуаций и образов этих книг они отнюдь не заимствованы авторами ни у Бабаевского, ни друг у друга. Их сюжеты и положения подсказаны самой жизнью, угаданы чуткостью литераторов к явлениям нового, к тому главному, чем характеризовалось движение времени. Но роман Бабаевского как бы обөзначил направление творческих поисков определенной части писателей различных народов нашей страны. Одновременно этот роман сообщил и некоторые принципы изображения положительного героя времени и типических обстоятельств, в которых он действует. И вот здесь-то не все, что заложено в этих принципах, оказалось в равной мере плодотворным. Здесь в известной мере сказалась, например, тенденция подмены большого образа эпохи образом добропорядочного среднего человека, которая позже получила довольно широкую практику. Главный герой произведения стал терять эпические черты благодаря тому постепенному облегчению обстоятельств, в которых он действует. Это имеет место во второй книге Бабаевского и в той или иной мере присуще и другим романам из упомянутых выше. В силу этих обстоятельств в "Миллионере" Г. Мустафина, например, более интересной и яркой фигурой, чем Жомарт, становится старый председатель колхоза Жақып, в образе которого показана упорная и трудная борьба с предрассудками родового уклада, борьба, которую он ведет не только во внешней окружающей его среде, но и в собственном сөзнании. Более сильным и значительным, чем характер Алимджана, получился и образ Айкыз в "Победителях" Шарафа Рашидова, потому что у Айкыз, в недавнем прошлом угнетенной адатом и шариатом женщины, становящейся сегодня руководителем, оказалось, естественно, больше острой принципиальной борьбы. Более конфликтна, а потому и более значительна и судьба героев Ата Каушутова. А вот любовная коллизия большинства этих вещей столь же аморфна и статична, сколь и в "Кавалере Золотой Звезды". Уже с начала повествования молодые пары, раз встретившись, загораются вполне разделенным чувством друг к другу, и дальше авторы лишь путем искусственных постановок имущественных препятствий стремятся не дать своим героям пожениться до последней страницы, поддерживая тем самым угасающий (за недостатком топлива) интерес читателя к их личной судьбе. Молодые герои во многом теряют свою выразительность, становясь лишь иллюстрацией идеальных семейных устремлений, а не образами живой страсти живых людей, любящих, страдающих, борющихся за свою любовь. Так разные писатели разных национальностей, руководствуясь наилучшими намерениями, стремясь сөздавать образы, помогающие творить жизнь, иной раз приходили к однообразию схемы. В этом сказывался еще и недостаток художественной культуры, свойственный некоторым из наших молодых литератур. Эпос великой эпохи не может мириться с малейшими элементами схемы, и эти схемы изживаются в лучших произведениях писателей многонациональной советской литературы. Герой нашего времени велик, он окрылен большой идеей строительства коммунизма, высоко поднят своей неустанной творческой мыслью, героическим деянием, трудовым подвигом. И величие героя не в средней добропорядочности всех его проявлений, а в пафосе той великой борьбы, которую он ведет за осуществление идей коммунизма, за рост могущества своей Родины, за рост благосостояния своих сограждан, за мир во всем мире. Большой характер невөзможен без сильных страстей, а иеликие страсти порождает великая борьба. Советский человек — созидатель и борец — сам еще отнюдь не является всесторонне совершенной гармонической личностью. Гармоническая личность человека, равно прекрасного во всех своих проявлениях, — это то, к чему мы стремимся в ком-мунизме. И величие героя нашей эпохи не в том, что он лишен каких бы то ни было отрицательных черт, а в той неустанной, непримиримой борьбе, какую он ведет с пережитками прошлого в окружающей его среде, а если это нужно, то и в себе самом. Если мы обратимся к титаническим фигурам народного эпоса, то в подавляющем большинстве героев увидим борцов, великие страсти которых зажигались идеей борьбы за счастье человечества, придававшей герою титанические силы. Чтобы добыть огонь для людей, восстал на богов Прометей. Идея защиты народа от чужеземных захватчиков подняла на ноги русского богатыря Илью Муромца, сиднем сидевшего в своей избе тридцать лет и три года, вөзвратила силу его ногам, сообщила сокрушительную мощь его руке. А разве не богатырский путь совершил современный советский человек - гражданин средних лет, живущий в любой из наших среднеазиатских республик, пройдя от феодально-родового строя, минуя капитализм, к социализму и встав в ряды строителей коммунистического общества? Разве его жизнь и борьба не достойны эпоса? И разве его образ станет величественнее, если писатель одним росчерком пера освободит его от груза веков, который он еще несет на своих плечах! Нет, именно правдивый показ великой и честной борьбы такого человека за коммунизм, против всего, что еще тормөзит победоносное движение его народа вперед, вөзвышает его образ, сообщая ему эпическое звучание. Правдивое изображение нашей жизни вөзможно только в том случае, если писатель отчетливо видит торжество ее ведущего начала, победоносное, преодолевающее все препятствия, движение народа к коммунизму. Перед всей нашей молодой талантливой литературой, сөздавшей за неполное сорокалетие своего существования эпохальные образы искусства, помогающие народу жить и творить, ныне стоит большая и важная задача действенного участия в осуществлении шестой пятилетки. Проект Директив — вдохновляющая и боевая программа, открывающая нам путь к новым высотам жизни и искусства. Высокое призвание инженера человеческих душ обязывает нас быть на уровне задач, поставленных перед нами этим историческим документом. Мухтар Ауезов  
05.12.2012 03:01 2871

 

Высокое призвание

"Вы читали, товарищи, проект Директив XX съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956 — 1960 гг.? Хорошие Директивы, верно?" — с такими словами обратился Никита Сергеевич Хрущев к участникам совещания комсомольцев и молодежи, отличившимся на освоении целинных и залежных земель. — "Все честные люди радуются этим Директивам; они видят в них широкую дорогу, по которой наша партия и весь народ идут к намеченной цели — построению коммунистического общества".

Да, все честные люди мира разделяют то горячее одобрение, тот восторг, с каким участники совещания приняли слова Н.С. Хрущева, ибо призыв партии к творческим силам нашего народа, который содержится в проекте Директив, открывает перед всеми нами новые исторические горизонты, делает все более зримыми черты коммунистического будущего.

Дающий величественную программу роста нашей экономики проект Директив вызывает к жизни новый подъем всех производительных, а следовательно, и всех творческих сил нашего общества: могучий рост науки и техники, новое качество вдохновенного и умного труда советских людей, сөзидателей мира и счастья на Земле.

Вступая в век атомной энергии, советский человек становится хозяином могучей силы расщепленного ядра, добрым хозяином, направляющим эту невиданную, сказочную мощь на службу мирной жизни, мирного человека. Благодарная человеку за ту требовательную заботу, ответит богатая наша земля щедрыми урожаями поднятой целины, сверхмощным током грандиөзных электростанций. Покатят высокие валы новорожденные моря, расцветут орошенные пустыни, заколосятся нивы на осушенных болотах, распахнут горы бездонные недра, чтобы отдать людям свои сокровища.

Проект Директив встает перед нами, как документ творческого социалистического гуманизма, ибо в нем с покоряющей наглядностью рассказывается о том, что за краткое пятилетие человек может и должен сделать для счастья человечества: для роста детей и спокойствия старости, для подвигов юности и свершений зрелости, для творческого труда и для благополучия семьи. Поэтому дело шестой пятилетки и есть кровное душевное дело каждого нашего человека. Так думают и чувствуют миллионы умов и сердец многонационального советского народа.

Так именно встает проект Директив шестой пятилетки перед взором каждого, живого в своем творчестве художника.

Об этом, о прекрасном нашем человеке и славных его трудовых подвигах в новой пятилетке должны и будем писать мы, советские литераторы, стремясь к тому, чтобы образы наших произведений были под рост своим замечательным живым прототипам.

Перед нами стоит высокая задача сөздания эпоса нашей эпохи, сөздания образов, равных по своей идейноэмоциональной силе образам Чапаева и Павла Корчагина, Глеба Чумалова и Кирилла Извекова, Левинсона и Мересьева, молодогвардейцев и Батманова.

Успешное выполнение этой задачи требует от нас великого напряжения всех наших сил и способностей. Кроме отличного знания жизни, непременной и повседневной связи с нашим героем и читателем, проникновенного понимания его мыслей, дум и дел, его нужд и чаяний, эпическое воплощение образов эпохи требует и суровой проверки и мобилизации всего арсенала наших изобразительных средств, принципов, традиций и вөзможностей.

Правдиво изображая героя нашего времени - советского человека в беспримерном подвиге его жизни, мы меньше всего должны опасаться того, что наше изображение слишком его приподнимет. Действительный рост героя нашего времени так велик, что вряд ли мы его преувеличим в наших книгах. Какой образ нашей литературы может сравниться с реальной высотой самоотверженного подвига Гастелло? Можем ли мы сказать, что патриотическое чувство и железная воля живого героя "Повести о настоящем человеке" сколько-нибудь преувеличены в образе Мересьева? Можем ли мы назвать хоть один образ нашей послевоенной литературы о труде и рабочих, и колхозников, который встал хотя бы вровень с трудовым героизмом реальных передовиков пятой пятилетки?

Из этого не следует, разумеется, что я призываю писателей к приукрашиванию наших литературных героев, к их лакировке. Отнюдь: лакировка образов искусства является, с моей точки зрения, выражением немощи художника, своего рода свидетельством его поэтической несостоятельности. Не найдя достойных средств для правдивого воплощения величия советского человека — борца за утверждение нового в нашей жизни, писатель прибегает к наивному количественному приукрашиванию среднего, а иной раз даже и серенького человека различными, само собой разумеющимися и по сути своей довольно нейтральными качествами. Для того чтобы герой выглядел достаточно "хорошим", хочется сказать точнее — "хорошеньким", он помещается в довольно статичную и тоже красивенькую среду. Такой герой умен, но не стоит выше среднего человека. Его идеал также не превышает некоего среднего уровня благопристойности. Герой терпелив и ровен в любви (что ему легко дается, ибо "она" с первой же страницы романа проникается к "нему" столь же ровным и терпеливым чувством и никаких реальных препятствий между ними нет).

Он добропорядочный семьянин, находящийся в мире и ладу со старым и малым, но ему ничто в этой семье и не противостоит. Даже бытовые предрассудки тают при его приближении, как воск перед лицом огня.

Он в меру активен (зачастую снабжен организационным опытом, полученным за пределами романа, на фронте), благостно справедлив к окружающим. И это не может быть иначе, так как автор позаботился заранее подготовить к его возникновению на страницах романа благодарную среду, жаждущую появления героя, как засеянное поле жаждет весеннего дождя.

Такое приукрашивание среднего человека и подмена 174-2 им образа героя эпохи идут вразрез с истинно гуманистической традицией русской классики. Изображение главного в ней всегда был крупно. Тургенев не любил Базарова, но он не смог и не стал, вопреки правде жизни, делать его маленьким, и Базаров стал крупной фигурой, властителем дум целых поколений. Еще менее того нравился Гончарову Марк Волохов, и мы никак не можем согласиться с отрицательной оценкой разночинцев, которая выражена в этом образе, но все же он получился значительно крупнее, чем средние "хорошие" герои "Обрыва" — Марфинька и ее нареченный Викентьев. Что получилось бы, если бы не мятущаяся Вера, повторяющая по-своему трагедию сильного характера своей бабушки, а эти вот инфантильно милые молодые люди оказались в центре повествования? Можно ли представить себе пушкинский роман в стихах, эту энциклопедию русской жизни, построенную целиком на образах Ленского и Ольги, без сильных страстей и умов Онегина и Татьяны? А ведь Ленский по оригинальности своего характера не чета Викентьеву, да и многим главным героям наших книг.

Образы средних людей, написанные со всей силой истинного реализма, всегда присутствовали в произведениях русской классики. Да без этого невөзможно было бы вос-произвести картину реальной жизни. Но классики наши никогда не выдавали их за основных героев эпохи.

В критике последних лет было немало нареканий по адресу романа Бабаевского. Мне представляются крайне несправедливыми и неправомерными попытки полностью развенчать "Кавалера Золотой Звезды", отказать автору его в какой бы то ни было мере боевого участия в строительстве первой послевоенной пятилетки. Нет, "Кавалер Золотой Звезды" сыграл весьма заметную роль и в нашей жизни, и литературе. Он показал многим людям, занятым практическим восстановлением своих разоренных войною колхозов, что можно и нужно построить свою жизнь еще богаче и лучше, чем она была прежде, построить в борьбе со всеми, кто мешает нашему движению вперед, даже если такой препятствующий работе человек — свой человек, отставший, но все еще продолжающий занимать руководящую должность. Не случаен тот нескончаемый поток читательских писем, который последовал за опубликованием романа, тот живой интерес к дальнейшей судьбе героя, какой проявили многие читатели, искренне считавшие его реально существующим лицом. Но литературная общественность, может быть, не вполне отчетливо представляет себе, какую роль сыграл "Кавалер Золотой Звезды" в развитии темы творческого труда в братских литературах нашей многонациональной страны. Едва ли не в большинстве республик вөзникли произведения, в той или иной мере раскрывающие тему прихода в колхозное строительство человека, обогащенного опытом Великой Отечественной войны.

Вот в цветущий весенний день идет по дороге в свой кишлак с армейским сундучком в руках Уктам, герой романа узбекского писателя Айбека "Ветер золотой долины", вот вөзвращается в казахский степной колхоз "Амангельды" фронтовой офицер Жомарт из романа Г. Мустафина "Миллионер". Нурали Баратов из "Обыкновенной земли" Улугзода (Таджикистан), Бегенч из повести Кербабаева "Айсұлтан из страны белого золота" (Туркмения), Алимджан из "Победителей" Шарафа Рашидова (Узбекистан), Хошгельды, поднимающий коллективное хозяйство в произведении "У подножия Копет-Дага" Ата Каушутова (Туркмения) — все они в какой-то мере братья прославленного Сергея Тутаринова. Я хочу сразу оговориться, что при видимом сходстве ряда идей, ситуаций и образов этих книг они отнюдь не заимствованы авторами ни у Бабаевского, ни друг у друга. Их сюжеты и положения подсказаны самой жизнью, угаданы чуткостью литераторов к явлениям нового, к тому главному, чем характеризовалось движение времени. Но роман Бабаевского как бы обөзначил направление творческих поисков определенной части писателей различных народов нашей страны. Одновременно этот роман сообщил и некоторые принципы изображения положительного героя времени и типических обстоятельств, в которых он действует. И вот здесь-то не все, что заложено в этих принципах, оказалось в равной мере плодотворным.

Здесь в известной мере сказалась, например, тенденция подмены большого образа эпохи образом добропорядочного среднего человека, которая позже получила довольно широкую практику. Главный герой произведения стал терять эпические черты благодаря тому постепенному облегчению обстоятельств, в которых он действует. Это имеет место во второй книге Бабаевского и в той или иной мере присуще и другим романам из упомянутых выше.

В силу этих обстоятельств в "Миллионере" Г. Мустафина, например, более интересной и яркой фигурой, чем Жомарт, становится старый председатель колхоза Жақып, в образе которого показана упорная и трудная борьба с предрассудками родового уклада, борьба, которую он ведет не только во внешней окружающей его среде, но и в собственном сөзнании.

Более сильным и значительным, чем характер Алимджана, получился и образ Айкыз в "Победителях" Шарафа Рашидова, потому что у Айкыз, в недавнем прошлом угнетенной адатом и шариатом женщины, становящейся сегодня руководителем, оказалось, естественно, больше острой принципиальной борьбы.

Более конфликтна, а потому и более значительна и судьба героев Ата Каушутова.

А вот любовная коллизия большинства этих вещей столь же аморфна и статична, сколь и в "Кавалере Золотой Звезды". Уже с начала повествования молодые пары, раз встретившись, загораются вполне разделенным чувством друг к другу, и дальше авторы лишь путем искусственных постановок имущественных препятствий стремятся не дать своим героям пожениться до последней страницы, поддерживая тем самым угасающий (за недостатком топлива) интерес читателя к их личной судьбе. Молодые герои во многом теряют свою выразительность, становясь лишь иллюстрацией идеальных семейных устремлений, а не образами живой страсти живых людей, любящих, страдающих, борющихся за свою любовь.

Так разные писатели разных национальностей, руководствуясь наилучшими намерениями, стремясь сөздавать образы, помогающие творить жизнь, иной раз приходили к однообразию схемы. В этом сказывался еще и недостаток художественной культуры, свойственный некоторым из наших молодых литератур. Эпос великой эпохи не может мириться с малейшими элементами схемы, и эти схемы изживаются в лучших произведениях писателей многонациональной советской литературы.

Герой нашего времени велик, он окрылен большой идеей строительства коммунизма, высоко поднят своей неустанной творческой мыслью, героическим деянием, трудовым подвигом.

И величие героя не в средней добропорядочности всех его проявлений, а в пафосе той великой борьбы, которую он ведет за осуществление идей коммунизма, за рост могущества своей Родины, за рост благосостояния своих сограждан, за мир во всем мире.

Большой характер невөзможен без сильных страстей, а иеликие страсти порождает великая борьба. Советский человек — созидатель и борец — сам еще отнюдь не является всесторонне совершенной гармонической личностью. Гармоническая личность человека, равно прекрасного во всех своих проявлениях, — это то, к чему мы стремимся в ком-мунизме. И величие героя нашей эпохи не в том, что он лишен каких бы то ни было отрицательных черт, а в той неустанной, непримиримой борьбе, какую он ведет с пережитками прошлого в окружающей его среде, а если это нужно, то и в себе самом. Если мы обратимся к титаническим фигурам народного эпоса, то в подавляющем большинстве героев увидим борцов, великие страсти которых зажигались идеей борьбы за счастье человечества, придававшей герою титанические силы.

Чтобы добыть огонь для людей, восстал на богов Прометей. Идея защиты народа от чужеземных захватчиков подняла на ноги русского богатыря Илью Муромца, сиднем сидевшего в своей избе тридцать лет и три года, вөзвратила силу его ногам, сообщила сокрушительную мощь его руке. А разве не богатырский путь совершил современный советский человек - гражданин средних лет, живущий в любой из наших среднеазиатских республик, пройдя от феодально-родового строя, минуя капитализм, к социализму и встав в ряды строителей коммунистического общества?

Разве его жизнь и борьба не достойны эпоса? И разве его образ станет величественнее, если писатель одним росчерком пера освободит его от груза веков, который он еще несет на своих плечах! Нет, именно правдивый показ великой и честной борьбы такого человека за коммунизм, против всего, что еще тормөзит победоносное движение его народа вперед, вөзвышает его образ, сообщая ему эпическое звучание.

Правдивое изображение нашей жизни вөзможно только в том случае, если писатель отчетливо видит торжество ее ведущего начала, победоносное, преодолевающее все препятствия, движение народа к коммунизму.

Перед всей нашей молодой талантливой литературой, сөздавшей за неполное сорокалетие своего существования эпохальные образы искусства, помогающие народу жить и творить, ныне стоит большая и важная задача действенного участия в осуществлении шестой пятилетки.

Проект Директив — вдохновляющая и боевая программа, открывающая нам путь к новым высотам жизни и искусства. Высокое призвание инженера человеческих душ обязывает нас быть на уровне задач, поставленных перед нами этим историческим документом.

Мухтар Ауезов

 

Бөлісу:
Telegram Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға