Виднейшие памятники казахского эпоса
Виднейшие памятники казахского эпоса Количественно казахский эпос представлен многими образцами. Сюда входят богатырские былины: "Кобланды", "Таргын", "Едиге", "Чора", "Камбар", "Алпамыс" и др, бытовые лирические поэмы: "Козы-Көрпеш", "Кыз-Джибек" и много исторических песней, связанных с борьбой казахов с другими соседними племенами, а также с царизмом. Из бытового эпоса самые выдающиеся памятники Кобланды и Таргын. По сюжету Кобланды трактует о событиях довольно давних времен и, если и не производит конкретные факты истории, то все же несомненно, что в своем возникновении былина связана с фактом покорения Казани русскими. Непосредственная или отдаленная связь с известными событиями истории характерна почти для всех казахских былин. Такова, например, былина об Едиге, известном из истории Золотой орды, как человеке способствовавшем ее распаду и для этого принявшем сторону Тамерлана в его борьбе с Тохтамышем. И былина построена на этой фабуле. Другой герой былины "Чора" – никто иной как Чора Нарыков, фигурирующий под этим именем в "Истории государства Российского" Карамзина – одно из заметных лиц периода опять таки покорения Казани Иоанном Грозным. Такой же исторической личностью является и Таргын, участник образования Волжского и Крымского ханств после распада Золотой орды. Историзм, заложенный в основу казахских былин, подтверждается параллелями и сходными вариантами этих песен и у других тюркских племен: "Чора" у крымских ногайцев, "Едиге" – у болынинства азиатских родственных племен. Между тем, что за личности Манас и Семетей – до сих пор исторический не найдены прототипы в прошлом. И они по сей день остаются одной авторской проекцией на воображаемого полумифического монарха, какового, между прочим, никогда не существовало в истории киргизов. Как все казахские былины, "Кобланды" не отличается обилием размера. По сюжету распадается на три части: женитьба, поход в Казань и месть калмыкам за их набеги. Старые тексты "Кобланды" неизвестны, не дошли. Последний вариант прошел через исполнение известного, талантливейшего былинного сказителя-казаха Малой орды Марабая и имеет очень много высоких художественных качеств образностилистического порядка. Повествование ведется в манере былинного сказа, поэтому не знает устойчивой рифмы и строгого строфического членения. Песня рассчитана на напевнодекламационное исполнение под аккомпанемент домбры – речитатив. И самое характерное в этой поэме – это звуковые повторы в виде ассонансов и аллитерации, что устраняет обязательность устойчивой рифмы, как созвучной концовки стихов. Последовательно проведенные звуковые повторы обеспечивают напевность и ритмичность былинного стиха. Поэтому это явление сильно распространено как во всех казахских былинах, так и в былинах киргизских и широко используется в последующей, даже современной казахской и киргизской поэзии. Марабай, исполнитель последних вариантов "Кобланды" и "Таргына", является у казахов непревзойденным мастером былинной песни такого вида. Словесные образы этих былин – еще не осложненные образы, натуралистические, свидетельствует об отсутствии посредников (знаний, технических орудий – культуры) между человеком и природой. Идеология былины – классовая идеология. Былинный богатырь Кобланды – вождь племени Кара-Кипчак. А масса, идущая за ним, подается буквально, только как фон. Это статисты. Они только делят добычу, достающуюся в результате героических подвигов одинокого батыря. И упоминаются (между прочим в "Манасе" – обязательно) только при описании поля битвы после окончания боя, после того, как прошли побоищем два богатыря – соперника. Статисты усеяли своими костьми поле брани. Свидетельство сверхчеловеческих качеств вождей – богатырей. Зачастую эта масса показывается еще алчной, изменнической – так именно в песне о Кобланды. Из всего этого показа явствует определенная классовая направленность эпического произведения, стремящегося внушить массам беспрекословное уважение и трепетную покорность своим вождям – богатырям и биям (родовой верхушке). Такое противостояние массы и вождей проходит красной нитью через всю феодально-родовую поэзию казахского и киргизского прошлого и находит позднее свое яркое выражение в творчестве Абая, сравнивающего вождей с единицей, а массу с нулями. Нули получают значение математический реальных величин только при наличии единицы. В сравнении с массой гораздо больше значение имеют для богатыря его конь и доспехи. Былина любовно отводит очень много места этим последним. От них больше проку для богатыря, нежели от живых людей – массы. Так подчеркнуто третирует и игнорирует массу казахская былина и все это есть безусловное отражение исторической правды, когда обезличенная масса веками знала одно бесправие и классовое угнетение со стороны своей родовой верхушки в лице биев, батыров и родовитых баев. Ценность былины, как всего эпоса, заключается в этом обнаженном показе классового господства угнетателей всех времен с их враждебной идеологией, внушавшейся так долго этим массам. Другая былина, прошедшая также через исполнение Марабая "Таргын" в основном не отличается по идейному содержанию от "Кобланды". Художественнообразные качества ее также высокие и выделяют эту былину, как "Кобланды", из числа других песен казахского былинно-героического эпоса. Если сопоставить казахские былины в целом с киргизским "Манасом", то увидим, что последний сюжетно несравненно богаче, шире и многообразнее, чем первые. Все казахские былины могут составить только отдельные эпизоды в том или ином цикле песней "Манаса". Отсюда и образы-персонажи казахской былины обрисованы бледнее, очерчены поверхностно. А действующие лица киргизской былины вырисовываются гораздо ярче, типичнее на художественно широком, развернутом полотне долгой, сложной песни. Преимущество казахского былинного эпоса в его историчности и в сжатой ясности идейно-художественного содержания. Другим видом казахского эпоса, не имеющим параллели в киргизской устной поэзии, являются бытовые лирические поэмы типа "Козы-Корпеш-Баян", "Кыз-Джибек". "Козы-Корпеш" имеет много записанных вариантов. Трактует любовную тему об одной паре (Корпеш и Баян), судьба которых (быть женихом и невестой) предрешена по старинному казахскому обычаю их родителями еще до их появления на свет. Борьбе невесты и жениха осуществить эту предначертанную, как в книге судеб, волю родителей посвящен весь сюжет поэмы. В поэме очень интересен образ пастуха Кодара как олицетворение кочевого и пастушеского образа жизни казаха, прототипа русской былины Микулы Селяниновича – олицетворения земледельческого крестьянства, носящего за спиной "земную тягу". Но во всех своих вариантах поэма опять таки строго подчинена классовой идеологии феодально-родовой верхушки. Поэтому идеализированы и обычай такого сватовства, и образы молодой пары и всех их сторонников. А пастух Кодар, тоже законный претендент на руку Баян, при показе его как хорошего пастуха одновременно осмеян и классово враждебно обрисован умственным уродом в его притязаниях взять себе в жены Баян. Лиризм, высокие моральные качества и все изящное на стороне Корпеша Баян, а все несуразное, смешное и тупоумное в удел Кодару и его сторонникам. Тенденция явно классовая. Но характерное и значительное – в поэме есть все же борьба пастуха "без роду и племени", поправшего установления обычного права и дерзнувшего отстоять свою честь личными усилиями непокорной и независимой воли своей. Отдельные варианты "Козы-Корпеш" (особенно в исполнении акына Жанака)5 являются по художественным достоинствам шедеврами казахской эпической поэзии. Подобную же тему иллюстрирует и другая, несомненно высокохудожественная поэма "Кыз-Джибек". Здесь воспевание обычного права родового общества выразилось в утверждении так называемого института левирата (аменгерства обычай унаследования жены или невесты умершего оставшимся в живых братом или другим близким родственником). Тема, с нашей точки зрения, безусловно консервативная, в поэме идеологически и психологически оправдана как самое "законное" явление. И Кыз-Джибек, любившая в начале поэмы своего жениха Толегена, после его смерти механически переносит свою любовь на его род и, в частности, на его брата Сансызбая. Выходит, преодолевая препятствия, замуж за него тоже по любви. Кыз-Джибек – идеал покорной невесты у сторонников старины. Ее пример как лучший образец внушался девушкам и невестам всех времен. И поэма со всей своей полновесностью популяризировала, подтверждала этот быт и позорный институт в положении восточной женщины. Размер газетной статьи не позволяет сказать о других видах фольклора. Поэтому в настоящем образе вынужден ограничиться только эпосом. Исследовательские задачи, какие поставил перед собой Казахский институт национальной культуры, безусловно, не ограничиваются одним эпосом. И я, как научный сотрудник этого института, в числе ближайших задач намечаю продолжение этой работы в отношении других видов фольклора и в особенности советского фольклора. В заключение необходимо добавить, что националистическая, алашордынская поэзия и фольклористика у казахов, так же как выше упоминалось в отношении киргизов, всемерно старалась использовать это наследие в пользу своей политической программы. Идеализировала этот эпос, сознательно замалчивая его классово-идеологические чуждые тенденции, возвеличивала, популяризовала его образцы, преподнося их как противовес тому, что нес Октябрь в эту отсталую страну, в противовес тому, что создавала революционно-пролетарская поэзия советского Казахстана. Мухтар Ауезов
Виднейшие памятники казахского эпоса
Количественно казахский эпос представлен многими образцами. Сюда входят богатырские былины: "Кобланды", "Таргын", "Едиге", "Чора", "Камбар", "Алпамыс" и др, бытовые лирические поэмы: "Козы-Көрпеш", "Кыз-Джибек" и много исторических песней, связанных с борьбой казахов с другими соседними племенами, а также с царизмом. Из бытового эпоса самые выдающиеся памятники Кобланды и Таргын. По сюжету Кобланды трактует о событиях довольно давних времен и, если и не производит конкретные факты истории, то все же несомненно, что в своем возникновении былина связана с фактом покорения Казани русскими. Непосредственная или отдаленная связь с известными событиями истории характерна почти для всех казахских былин. Такова, например, былина об Едиге, известном из истории Золотой орды, как человеке способствовавшем ее распаду и для этого принявшем сторону Тамерлана в его борьбе с Тохтамышем. И былина построена на этой фабуле. Другой герой былины "Чора" – никто иной как Чора Нарыков, фигурирующий под этим именем в "Истории государства Российского" Карамзина – одно из заметных лиц периода опять таки покорения Казани Иоанном Грозным. Такой же исторической личностью является и Таргын, участник образования Волжского и Крымского ханств после распада Золотой орды. Историзм, заложенный в основу казахских былин, подтверждается параллелями и сходными вариантами этих песен и у других тюркских племен: "Чора" у крымских ногайцев, "Едиге" – у болынинства азиатских родственных племен. Между тем, что за личности Манас и Семетей – до сих пор исторический не найдены прототипы в прошлом. И они по сей день остаются одной авторской проекцией на воображаемого полумифического монарха, какового, между прочим, никогда не существовало в истории киргизов.
Как все казахские былины, "Кобланды" не отличается обилием размера. По сюжету распадается на три части: женитьба, поход в Казань и месть калмыкам за их набеги. Старые тексты "Кобланды" неизвестны, не дошли. Последний вариант прошел через исполнение известного, талантливейшего былинного сказителя-казаха Малой орды Марабая и имеет очень много высоких художественных качеств образностилистического порядка. Повествование ведется в манере былинного сказа, поэтому не знает устойчивой рифмы и строгого строфического членения. Песня рассчитана на напевнодекламационное исполнение под аккомпанемент домбры – речитатив. И самое характерное в этой поэме – это звуковые повторы в виде ассонансов и аллитерации, что устраняет обязательность устойчивой рифмы, как созвучной концовки стихов. Последовательно проведенные звуковые повторы обеспечивают напевность и ритмичность былинного стиха. Поэтому это явление сильно распространено как во всех казахских былинах, так и в былинах киргизских и широко используется в последующей, даже современной казахской и киргизской поэзии. Марабай, исполнитель последних вариантов "Кобланды" и "Таргына", является у казахов непревзойденным мастером былинной песни такого вида. Словесные образы этих былин – еще не осложненные образы, натуралистические, свидетельствует об отсутствии посредников (знаний, технических орудий – культуры) между человеком и природой.
Идеология былины – классовая идеология. Былинный богатырь Кобланды – вождь племени Кара-Кипчак. А масса, идущая за ним, подается буквально, только как фон. Это статисты. Они только делят добычу, достающуюся в результате героических подвигов одинокого батыря. И упоминаются (между прочим в "Манасе" – обязательно) только при описании поля битвы после окончания боя, после того, как прошли побоищем два богатыря – соперника. Статисты усеяли своими костьми поле брани. Свидетельство сверхчеловеческих качеств вождей – богатырей. Зачастую эта масса показывается еще алчной, изменнической – так именно в песне о Кобланды. Из всего этого показа явствует определенная классовая направленность эпического произведения, стремящегося внушить массам беспрекословное уважение и трепетную покорность своим вождям – богатырям и биям (родовой верхушке). Такое противостояние массы и вождей проходит красной нитью через всю феодально-родовую поэзию казахского и киргизского прошлого и находит позднее свое яркое выражение в творчестве Абая, сравнивающего вождей с единицей, а массу с нулями. Нули получают значение математический реальных величин только при наличии единицы. В сравнении с массой гораздо больше значение имеют для богатыря его конь и доспехи. Былина любовно отводит очень много места этим последним. От них больше проку для богатыря, нежели от живых людей – массы.
Так подчеркнуто третирует и игнорирует массу казахская былина и все это есть безусловное отражение исторической правды, когда обезличенная масса веками знала одно бесправие и классовое угнетение со стороны своей родовой верхушки в лице биев, батыров и родовитых баев. Ценность былины, как всего эпоса, заключается в этом обнаженном показе классового господства угнетателей всех времен с их враждебной идеологией, внушавшейся так долго этим массам.
Другая былина, прошедшая также через исполнение Марабая "Таргын" в основном не отличается по идейному содержанию от "Кобланды". Художественнообразные качества ее также высокие и выделяют эту былину, как "Кобланды", из числа других песен казахского былинно-героического эпоса. Если сопоставить казахские былины в целом с киргизским "Манасом", то увидим, что последний сюжетно несравненно богаче, шире и многообразнее, чем первые. Все казахские былины могут составить только отдельные эпизоды в том или ином цикле песней "Манаса". Отсюда и образы-персонажи казахской былины обрисованы бледнее, очерчены поверхностно. А действующие лица киргизской былины вырисовываются гораздо ярче, типичнее на художественно широком, развернутом полотне долгой, сложной песни.
Преимущество казахского былинного эпоса в его историчности и в сжатой ясности идейно-художественного содержания.
Другим видом казахского эпоса, не имеющим параллели в киргизской устной поэзии, являются бытовые лирические поэмы типа "Козы-Корпеш-Баян", "Кыз-Джибек".
"Козы-Корпеш" имеет много записанных вариантов. Трактует любовную тему об одной паре (Корпеш и Баян), судьба которых (быть женихом и невестой) предрешена по старинному казахскому обычаю их родителями еще до их появления на свет. Борьбе невесты и жениха осуществить эту предначертанную, как в книге судеб, волю родителей посвящен весь сюжет поэмы. В поэме очень интересен образ пастуха Кодара как олицетворение кочевого и пастушеского образа жизни казаха, прототипа русской былины Микулы Селяниновича – олицетворения земледельческого крестьянства, носящего за спиной "земную тягу". Но во всех своих вариантах поэма опять таки строго подчинена классовой идеологии феодально-родовой верхушки. Поэтому идеализированы и обычай такого сватовства, и образы молодой пары и всех их сторонников. А пастух Кодар, тоже законный претендент на руку Баян, при показе его как хорошего пастуха одновременно осмеян и классово враждебно обрисован умственным уродом в его притязаниях взять себе в жены Баян.
Лиризм, высокие моральные качества и все изящное на стороне Корпеша Баян, а все несуразное, смешное и тупоумное в удел Кодару и его сторонникам. Тенденция явно классовая. Но характерное и значительное – в поэме есть все же борьба пастуха "без роду и племени", поправшего установления обычного права и дерзнувшего отстоять свою честь личными усилиями непокорной и независимой воли своей. Отдельные варианты "Козы-Корпеш" (особенно в исполнении акына Жанака)5 являются по художественным достоинствам шедеврами казахской эпической поэзии.
Подобную же тему иллюстрирует и другая, несомненно высокохудожественная поэма "Кыз-Джибек". Здесь воспевание обычного права родового общества выразилось в утверждении так называемого института левирата (аменгерства обычай унаследования жены или невесты умершего оставшимся в живых братом или другим близким родственником). Тема, с нашей точки зрения, безусловно консервативная, в поэме идеологически и психологически оправдана как самое "законное" явление. И Кыз-Джибек, любившая в начале поэмы своего жениха Толегена, после его смерти механически переносит свою любовь на его род и, в частности, на его брата Сансызбая. Выходит, преодолевая препятствия, замуж за него тоже по любви. Кыз-Джибек – идеал покорной невесты у сторонников старины. Ее пример как лучший образец внушался девушкам и невестам всех времен. И поэма со всей своей полновесностью популяризировала, подтверждала этот быт и позорный институт в положении восточной женщины.
Размер газетной статьи не позволяет сказать о других видах фольклора. Поэтому в настоящем образе вынужден ограничиться только эпосом. Исследовательские задачи, какие поставил перед собой Казахский институт национальной культуры, безусловно, не ограничиваются одним эпосом. И я, как научный сотрудник этого института, в числе ближайших задач намечаю продолжение этой работы в отношении других видов фольклора и в особенности советского фольклора.
В заключение необходимо добавить, что националистическая, алашордынская поэзия и фольклористика у казахов, так же как выше упоминалось в отношении киргизов, всемерно старалась использовать это наследие в пользу своей политической программы. Идеализировала этот эпос, сознательно замалчивая его классово-идеологические чуждые тенденции, возвеличивала, популяризовала его образцы, преподнося их как противовес тому, что нес Октябрь в эту отсталую страну, в противовес тому, что создавала революционно-пролетарская поэзия советского Казахстана.
Мухтар Ауезов
Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға