Печальные ошибки - неоправданные жертвы
БАУЫРЖАН МОМЫШУЛЫ Сентябрь, 1964 год Алма- Ата, военный госпиталь Печальные ошибки - неоправданные жертвы Казахи 1907 года рождения первыми стали призываться в ряды Красной Армии под грифом «Ранее непризывавшиеся национальности». Так что фактическое начало нормального привлечения казахов к военной службе и воинским обязанностям надо считать 1928 год. Проходя действительную военную службу, допризывную и вневойсковую подготовку, основная масса военно - обязанных казахов включилась в систему всеобщей воинской обязанности, воспринимая ее как священный долг перед отечеством. Именно с этого начался морально - нравственный перелом и патриотический подъем, сознание достоинства равноправного гражданина, облеченного полным доверием, в том числе и на фронтах вооруженной борьбы. Начинает пробуждаться интерес к военной службе, общественным оборонно - патриотическим и спортивным организациям (ГТО, ГСО) и военной литературе. Что, в свою очередь, вело к увеличению числа военных кадров. Казахи ранее никогда массово не участвовали в большой войне, но наравне с другими народами нашей родины готовились к ней. Международная обстановка тех времен со своими поразительными переменами: весьма быстрым развитием военной промышленности и боевой техники, возникновением воинствующего фашизма и нацизма, - выдвигала новые проблемы, выходящие за рамки внутреннего положения любой страны. Отвратительный разбой Италии в Абиссинии, Японская агрессия в Китае, предательство в отношении Чехословакии, падение Испании, антикоминтерновская ось Токио - Берлин - Рим породили у одних замкнутость, у иных отсутствие нравственных обязательств, у третьих, паразитирующих на извращениях, демагогию «бдительности», ставящей под подозрение всех и каждого в принципе. Когда я высказал эти мысли Габитус Мусрепову в январе 1944 года, он воскликнул: «Мынауың таңғаларлық екен!.. Сол кезде қамалмаған бақытың бар жігіт екенсің» (Это поразительно!.. Ты родился под счастливой звездой, вот почему в те годы тебя не упекли в тюрьму). Отсутствие нравственных обязательств и демагогия «бдительности» имели громадную разрушительную силу, и они в различных сферах жизни избили одних, развратили других; казалось, жизнь шла по какой - то извилисто - страшной логике подозрительности (в одной из аттестаций этих лет предлагалось уволить меня из рядов РККА (Рабоче - Крестьянская Красная Армия) как политически неблагонадежного. Но этот вывод был сделан вразрез уже поданной команде «Больше лес не рубить!». Но итоги аттестации так и были предъявлены в ГУК (Главное управление кадров) в 1947 году как основание для недоверия мне дивизии, назначения меня заместителем командира бригады и резолюции «Воздержаться!» на всех представлениях вплоть до моего увольнения в запас. Все это делалось даже после того, как покончили с «вредителями» и «кулачеством», пережили «головокружение от успехов», пережили повальный голод 1932 - 1933 годов. Это продолжалось и тогда, когда народ в пятилетках грудился до седьмого пота, сознавая, что этим самым все выше и выше поднимает страну... Короче говоря, вместо нормальных людских отношений в те годы было всякое: одни были стойкими, другие приспособленцами; одни стояли на подобающей высоте нравственности, другие - на горбу тщеславия; одни были готовы к самоотверженности, другие нагло шкурничествовали; одни были готовы к душевной щедрости, другие творили циничную жестокость. Это было сложным и тяжелым кризисом, бедствием в истории. Пропаганда все больше ориентировалась по успехам, но все меньше по трудностям; разумеется последние, как правило, сваливались на плечи «врагов народа». Сама жизнь регистрировала всю сложность, все противоречия и последствия это кризиса, но вскрыть истинные причины - глубоко и всесторонне - пока не можем (невозможно). Гитлер не скрывал своих надежд воспользоваться этим кризисом и явно рассчитывал на «пятую колонну»... Уинстон Черчилль в своей многотомной книге «Вторая мировая война» одной из главных военно - политических ошибок Сталина считает поголовное истребление неугодных ему лидеров, казни, по его данным, четырнадцати тысяч высших офицеров (от капитана и выше). Он пишет, что Генеральный штаб создается веками, а в Советском Союзе он был уничтожен накануне войны. Сын бывшего чехословацкого военного атташе мне рассказывал о том, что когда немцам стало известно о казнях Тухачевского, Якира, Уборевича и других, в Генеральном штабе немецкой армии все ходили с нескрываемым восторгом. Тогдашний американский посол в Германии Доддс в своих воспоминаниях тоже пишет об этом. Сам Сталин признавал: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 - 1942 годах». Этим было сказано то, что в подготовке к войне были допущены ошибки и просчеты. Он сказал этим самым, что за эти ошибки несет ответственность глава правительства. Ведь он знал же, что ни один диктатор не пользовался в мире большей полнотой власти, чем он. Мы при жизни Сталина не цитировали эту его фразу, а теперь ей полное раздолье в любом направлении. Народ пережил тяжкие испытания борьбы и последствия перегибов, ошибок.ВКП(б) (Всероссийская коммунистическая партия (большевиков) и ее ЦК (Центральный комитет) пользовались непререкаемым авторитетом среди народных масс. Они воспитали в советском человеке любовь к родине и ненависть к ее врагам и фашизму. Это главная движущая сила проявилась, когда грянула война. II Итак, довоенное поколение казахов встретило войну более или менее подготовленным как в политическом, так и в военном отношениях. Утверждения американца Д. Брауна о том, что советский солдат сражался потому, что не мог не подчиняться воле государства, что он не менее аполитичен, чем американский солдат, явно ошибочны. Тому подтверждение бурный поток массы добровольцев в военкоматы, как только вспыхнула война. Из тогдашнего состава Союза писателей Казахстана добровольцами отправились на фронт восемьдесят процентов. Это весьма внушительный показатель; а ведь многие из них имели право на бронь. С нашей стороны к началу войны на западной границе стояло столько же войск, сколько немцы сосредоточили для наступления, так что силы и средства имели соотношение один к одному. Наши войска были рассредоточены по всей новой границе, а долговременные оборонительные сооружения по всей старой границе с 1939 года разрушались. И это делалось вместо того, чтобы оставить их, как вторую армейскую полосу обороны. На высшие командные должности с 1937 года пришли люди, поднявшиеся по служебной лестнице не по способностям и по опыту, а зачастую по безупречным анкетным данным. Они, по существу, за полтора - два - три года не могли освоиться и чувствовать себя свободно (уверенно) на «капитанском мостике». Я в 1939 - 1940 годах служил на Украине, участвовал в походах на Карпаты и присоединении Бессарабии. Находясь на оперативно - штабной службе, я не знал ни одного командира полка с академическим образованием. Многие из них, как бы гордясь своей головокружительной карьерой, самоуверенно подчеркивали: «Хотя я академию не кончал, а вот сдается мне...» Новоиспеченные начальники с образованием полковой школы или, в лучшем случае, нормального военного училища командовали полками и дивизиями, даже корпусами. Моим начальником штаба был капитан Шурдук, он имел образование полковой школы двадцатых годов, из сверхсрочников выдвинулся на командные должности, был весьма малограмотным. Когда я носил к нему бумаги на доклад, он говорил: «Это нам пишут? Ну, читай, чего они пишут» или «Это мы пишем? А ну, быстренько прочти». Во время похода на Бессарабию я по приказанию командира полка составил план боя. Шурдук, не рассматривая, подписал его и, сказав: «Нехай так буде. Отнеси командиру полка на подпись... Война план покажет», - махнул рукою. Капитан Соленов, смелой контратакой своего батальона отбросивший японцев на 200- 300 метров назад в бою на озере Хасан и получивший в этом бою ранение, но не покидавший поле боя, заслуженно был награжден орденом Красного Знамени, однако поспешно произведен в полковники, назначен заместителем командира корпуса. Первоклассный летчик, старший лейтенант Рычагов, успешно действовавший во время Хасанского инцидента, был назначен командиром авиационного корпуса. «Бдительный» старшина сверхсрочной службы, активно разоблачавший «врагов народа», был произведен в капитаны и назначен командиром батальона. Инженеру по образованию, одногодичнику Яковлеву за успешные действия с взводом на Карельском перешейке было присвоено звание Героя Советского Союза, воинское звание полковник, и он был назначен командиром дивизии. Эти некоторые мне известные примеры приводятся как свидетельство малоопытности и ограниченности масштабного, организационного, тактического и оперативного мышления отдельной категории командного состава в войсках. Повторяю, что накануне войны наши войска были рассредоточены, арсеналы приближены к границам, боевая техника в парках, ангарах стояла под пломбой. Наша бдительность была притуплена самоуверенными «на чужой территории», «малой кровью», «ворошиловскими залпами», «глубоким маневром (основная масса артиллерии была на конной тяге, мотопехоты не было, потому возможности глубокого и быстрого, подвижного маневра были весьма ограниченными)» и фактом заключения факта о ненападений с Германией. После подписания этого пакта фон Риббентроп во время воздушной бомбежки, сидя с Молотовым в бомбоубежище, говорил ему: «Считайте, что с Англией покончено, ее песня спета. Как вы сами убедились, фюрер весьма дружественно расположен к вам». Молотов сказал Риббентропу: «Если с Англией действительно покончено, то почему мы здесь сидим?» - так из уст Сталина в своей книге передает У. Черчилль. Из этой же книги Черчилля можно уяснить, что финский инцидент принес большой ущерб престижу Советского Союза, как великой державы; оккупацию нашими войсками Западной Белоруссии, западной Украины, польскую трагедию, по его выражению, «оккупация маленьких прибалтийских республик при молчаливом согласии Гитлера», а потом и заключение пакта о ненападении с Германией он считает недальновидностью и военно - политическим просчетом. Просчет он усматривает как нечто элементарно невозможное, за что впоследствии пришлось дорого заплатить. Разбирая «Майн камп» Гитлера, программные выступления фашистских лидеров и миссию Гесса, Черчилль тычет ими в глаза нам, рассуждая о том, что Сталин хотел истощить или, по крайней мере, сковать главные силы германской армии на английском фронте, вокруг этого острова, а потом, выбрав удобный момент, с новообретенных территорий на западе напасть на Германию. Гитлер, взвесив обстановку, принял другое решение: держать Англию под траекторией воздушных сил, на дальних рейдах флота, а главными силами напасть на Советский Союз. Гитлер упредил Сталина. Черчилль нейтралитетно - выжидательную позицию Сталина считает просчетом, ошибкой. Он также не скрывает, что открытие второго фронта им задерживалось до крайне для них благоприятного момента. Какие испытания пришлось выдержать нашему советскому народу, чего стоил ему 1941 год? Какова же истинная цена народного подвига? Раскрыты ли героические черты советского характера? Где же корень тех отрицательных явлений, имевших место тогда? Эти и ряд других вопросов требуют отображения и в литературе. Литературу на тему Великой Отечественной войны можно условно разделить на четыре группы. 1. ) Фронтовые очерки, рассказы, стихи, написанные в годы войны. В периодической печати появлялись отборные, верно схваченные из фронтовой жизни рассказы, очерки, стихи, которые своей оперативностью и жизненной свежестью в свое время сыграли исключительную пропагандистскую роль. Сама война требовала, чтобы в газетах и журналах публиковалось меньше о трудностях и больше о подвигах, писалось об успешно преодоленных трудностях. Стихи тех лет отличались непосредственностью солдатских и гражданских переживаний, полной отдачи себя делу победы. Лирика была полна тоски и тревоги. Писатель старался в своей памяти сохранить наиболее глубокие и сильные впечатления из всего увиденного и пережитого. Армейская, фронтовая жизнь с ее жесткой дисциплиной и строгой субординацией была малопонятна писателю. «Что можно писать, о чем нельзя писать?» Эти вопросы, неотступно сопровождая его (писателя), заставляли забывать, обходить молчанием горькую правду, неугодную для строгой цензуры. Он знал, что всякие ярлыки заработать легко, но жить с ними очень трудно. Неопытность и незнание военного (командного) дела лишали его возможности глубокого и всестороннего суждения о происходящем на его же глазах. Вникать в суть оперативно - тактической обстановки он был не подготовлен ни теоретически, ни практически. Во всяком случае, воин - писатель из войны вынес неисчерпываемый запас фронтовых впечатлений. 2) Воспоминания. Воспоминания писались после войны самими участниками войны. Некоторые командиры, партизаны, подпольщики, узники фашистской неволи рассказывали свою военную биографию. Эти произведения хороши своей достоверностью и ценны как свидетельские показания. Мемуары начали появляться с середины пятидесятых годов, сначала весьма робко, а через несколько лет - потоками. Помню, во время стратегического большого маневра один из прославленных полководцев (я работал начальником штаба одной из обозначенных армий) на мой вопрос, почему он не пишет мемуары, ответил: «Помнить - то все помню, но написать не могу». Уловив в моем взгляде: «Почему?» - добавил: «Все кончено, все позади. В ретроспективном плане можно, казалось бы. Теперь - то легко быть умным. Врать не хочу, а сказать не могу», - грустно вздохнул он. Потом он, в свою очередь, задал мне несколько вопросов. Я ответил. – Вот вы условно играете роль начальника штаба армии. У вас за плечами опыт работы командиром дивизии и академия Генерального штаба, поэтому вы имеете полное представление о масштабе и размахе армейской и фронтовой операции, - сказал командующий. - В начале Великой Отечественной войны вы командовали батальоном, полком, оставались несколько раз в окружении, не зная, где соседи, не имели связи со своим старшим командиром и его штабом. Действовали по своему разумению и на собственный риск. Правда, у вас почти всегда бывал относительно благополучный исход... Представьте себя в роли командующего, у которого невообразимая неразбериха в штабе, не знающего, что делается вокруг, лишенного связи с соединениями и частями, дерущимися впереди разрозненными группами в полукольце, в окружении и в условиях выхода из боя, без взаимосвязи действий, без общего тактического и оперативного управления, без снабжения и эвакуации... Вспоминать больно и стыдно, а молчать обидно и горько. Пока приходится молчать, чтобы не заработать ярлык «фальсификатора истории». Это «пока» тянулось несколько лет, вплоть до XX съезда КПСС, положившего начало духовному оздоровлению, перемене общественного сознания- Мемуары пошли мощным потоком, не иссякающим до сих пор. Они, по существу, ломают ранее утвердившиеся установки и схемы, являются до некоторой степени ценными источниками воссоздания подлинной истории Великой Отечественной войны. 3) В литературу пришли салдаты и офицеры Великой Отечественной войны. Они заявили о себе книгами о войне. Эта талантливая молодежь, находясь на переднем крае, раньше и не помышляла о том, что когда-нибудь напишет книгу. По своей основе, эти книги очень близки к воспоминаниям и мемуарам, ибо в сущности рассказчик (герой книги) и автор являются одним лицом. Вымышленное имя, видимо, им понадобилось для некоторого рода «свободы действий» со своими собственными фронтовыми биографиями и для «договаривания» недосказанного обстановкой, жизнью. Нельзя не согласиться с подобной скромностью автора, да еще малоопытного. Эти книги подкупают своей лиричностью и правдивостью о чувствах и думах солдат и офицеров в самом разгаре ближнего боя, передают наиболее сильные и глубокие впечатления автора (рассказчика). Надо сожалеть о том, что некоторые из этих талантливых молодых людей - авторов «пали» жертвою бытовавших у нас в критике установок: «Не изображать войну такой, какой она была, какой ее видели непосредственные участники, а изображать ее, какой хотелось бы, чтобы она была» или «Так в жизни не бывает, потому что этого не должно быть». Переработав («доработав») под углом этих точек зрения, по неопытности не дотянув до уровня больших художественных полотен, они оказались в рядах обычных графоманов - школяров. Названные выше три явления в литературе, наравне с их безусловными достоинствами, имеют присущие им серьезные недостатки. Их документальной достоверности и непосредственности восприятия «окопной правды» противостоят очерковая серость, бледность тональных красок, беглая поверхностность, неумение отбора самого главного (обобщения) из личного опыта и, следовательно, хроникальная громоздкость с обилием мелких деталей и множеством персонажей. Фронтовые очерки, рассказы, воспоминания, мемуары и книги, написанные на основе личного фронтового опыта, являлись и являются ценным материалом и важным стимулом для художественного осмысливания и обобщения событий опыта военных лет и судеб людей на войне. Хотя мы ревностно оберегаем оперативно - стратегические архивные материалы, со временем они раскроют много интересного и печального. 4) Романы и повести мастера художественного произведения - профессиональных писателей, наблюдавших, изучавших, собиравших материалы с особой целью - написать книгу о Великой Отечественной войне. Советский человек борцом и солдатом не родился. Он стал им, проходя большую и сложную жизненную школу - путь. Процесс становления, формирования, движения и развития характеров умело раскрывается в хороших романах и повестях. Описание проблем неразрывно связано (зависит) с глубоким, всесторонним изучением, раскрытием истинных причин событий и явлений и их развития в последующем. Жизнь дает достаточно богатый материал. От писателя требуется глубокое, всестороннее исследование, обстоятельная мотивировка и художественное обобщение правды нашей действительности. Анализ не только верных путей, приведших нас к достижениям и успехам, но и печальных ошибок и заблуждений. Бесспорно, что как положительные, так и отрицательные явления есть продукт общественных обстоятельств, именно общественные обстоятельства толкали на тот или другой путь. Всего труднее нашим писателям дается оценка отрицательных явлений. Мало их точно знать, надо уметь их показать и осуждать (осудить). Главное, докопаться, где корень отрицательных явлений; ведь человек не родился же отрицательным типом. Война была великим бедствием. Она показала подлинное величие народного подвига и раскрыла тот идейный и нравственный потенциал советских людей, перед которым, в конечном счете, бессильны все трудности и внешнего, и внутреннего порядка. Это стало возможным потому, что как на трудовом, так и на боевом фронтах среди советских людей было больше сильных и благородных духом, закаленных в суровой борьбе и испытаниях, нежели потерявших себя. Именно эти сыны и дочери отчизны взяли на себя весь груз исторических событий и с честью выдержали испытания. Было немало неоправданных жертв, тому немало печальных причин. Говоря об ошибках, сам Сталин признавал проявление терпимости народа. Коллективизация из-за перегибов в отношении середняков и пренебрежения особенностями национальных окраин прошла весьма болезненно и привела нас к страшному голоду и долголетней карточной системе. Всякому массовому преследованию предшествовали организованные предлоги, и они именовались не терпящим возражения кличками «Вредительство», «Враги народа», «Местный национализм», «Ленинградское дело»... Массовые высылки отбывших сроки «врагов народа» на вечное поселение в отдаленные районы. «Дело врачей - убийц», «разоблаченных» врачом-неудачницею Тимащук, было сравнительно быстро приостановлено на полпути, при известных исторических обстоятельствах не переросло в массовые еврейские погромы. После всякого разгрома освобождались места. На освобожденные места выдвигались (вернее, возносились) люди не по заслугам и не по способностям, а по так называемым «безупречным анкетным данным», «чистым послужным спискам». – На половине жизненного пути я был до зубов вооружен опытом и знаниями и по- настоящему вошел во вкус своего дела, а меня уволили, потом снова учили. Ведь я мог же еще 15 - 20 лет прослужить с большой пользой, - говорил мне сорокапятилетний генерал Борисов. – Вам же сказали, что надо омолаживать... Я тоже с нетерпением ожидаю своей очереди, - сказал я ему. Эти выдвиженцы, не имея солидного опыта и глубоких знаний, в свою очередь, «рубили лес и наломали дров». Они были не творческими руководителями, а голыми администраторами. Они были лишены элементарных основ организаторской способности. Ведь хорошо продуманное организационное начало означает, что, по существу, сделана половина дела. На одних «Давай! Жми!» далеко не уедешь, надо и материально обеспечить. Из - за пустопорожних трудодней отсутствовала заинтересованность сельских тружеников. Бесхозяйственность, растаскивание общественного добра исчерпывали средства производства, инвентарь разукомплектовывался, тягловая сила истощалась, весною усиливался массовый падеж скота. Семенной фонд подвергался расхищению трижды: не досыпали в амбар, крали из амбара, а в поле голодные сеяльщики зерном набивали пазухи, голенища сапог: получался недосев, следовательно, весьма низкий урожай. Колхозами руководить назначали людей из других мест; принцип экстерриториальности считался политикой расстановки кадров. Вот пришелец и перетаскивал своих проходимцев. «Он же местный!» - было основным поводом отвода кандидатуры односельчан. А. Казакпаев (декабрь 1943 года) рассказывал мне, что он навестил тяжело больного Ахунбаева. Тот его спросил: – Кого мы поставили в руководство? Кому мы доверили хозяйствование? – Самих себя. Самим себе. – И ты тоже так думаешь? Ж. Шаяхметов (январь 1944 года) все время твердил: – Органда істегенбіз ғой... органның адамымыз ғой... (Мы работали в органах... мы люди органов...), - далее он, оправдывая принцип недоверия каждого каждому, говорил шепотом: - Ақыры осы Қаныш Сатпаевтың үстінен де материалдар аз емес (в конце концов, и на Каныша Сатпаева немало материалов). – Алдымен сол материалдардың авторларын тексеріп алу жөн болар еді - дегенімде Жүмекеңнің маған сақтана қарағанын сездім... (Будет правильным вначале проверить авторов этих самых материалов, - ответил я и почувствовал настороженность в глазах Жумекена). В последующем приемы Шаяхметова были закрыты для меня. В том же году Н. Ундасынов мне говорил: – Сақтықта қорлық жоқ дегендей, басшыларымыздың күзетшілерін молайтуға тура келді... (Как говорится, береженного Бог бережет. Пришлось увеличить охрану наших руководителей). Писатель Сабит Муканов мне рассказывал: – Соғыс жылдарында ЦК мені солтүстікке командировкаға жіберді. Абсамат Казакпаев та сонда барады екен. Вокзалда ол мені көріп: «Сәке менің вагоніме мініңіз. Жолшыбай әңгімелесіп баралық», - деген соң мен оның личный вагонына көштім... Бір үлкен станцияда қырық минут тұрады екен поезд. Далаға шығып перронда жүрміз. Сол жердегі өндірісте көп жас өспірім, әскер жасына әлі жетпеген қазақ балалары істейді білем. Перронда ФЗУ - дың формасымен бір топ балалар жүргіншілерге қарап тұр. Біз ары - бері жүрміз. Олар біздің соңымыздан ере бастады. Әлгі Қазақпаевтың комиссарлары (күзетшілері) оларды жақындатар емес. Бір - екі айлардан кейін бір хулигандау бала: «Чего ты нас гонишь. Мы смотрим на своего писателя. Ты думаешь, что мы убьем твоего Казакпаева, на х... он нам нужен», - дегені барма... Қатты ұялғанымшы: оқушыларға бірге жүрген президентті тастап қайда барайын. Герой Советского Союза генерал - лейтенант Бирюков, командовавший в последние годы войны корпусом, вместе со мной окончив академию Генерального штаба, сразу же получил назначение заместителем начальника Главного управления кадров Министерства обороны. Дело с моим назначением затянулось на шесть месяцев (кстати, находясь в резерве, за это время я написал «Нашу семью» и «Историю одной ночи»). Мне предлагали ехать заместителем командира корпуса в Порт - Артур, заместителем начальника штаба механизированной армии в Румынию, начальником управления боевой подготовки округа. Генерал армии И.Е.Петров просил направить меня к нему командиром механизированной или стрелковой дивизии... Почему - то переговоры не доводились до конца, и мне всякий раз сообщалось: «Насчет нашего предложения начальство приняло другое решение». В ЦК сияли специальные люди от Берии по военным кадрам на высшие должности, мимо которых не могли пройти мои довоенные «политическая неблагонадежность», бумаги, подписанные Шаяхметовым, о моем «национализме», доклады, обсуждения на коллегиях МВД, КГБ Казахстана на предмет ареста меня, информации комиссара П. Логвиненко, Смершевца А. Вилкова о том, что «Б. Момыш - улы был хорошим командиром, но за время совместной службы он ни разу не произнес тост за здоровье товарища Сталина» и другие материалы. Об этом я смутно догадывался, но надежда на справедливость жила в моем сердце; я помнил напутственные слова генерала армии (ныне маршала) М. Захарова: – За тридцать лет я никому не писал такую слишком хорошую аттестацию, как вам... Вы хорошо воевали, отлично учились, теперь вам придется пожелать отлично командовать дивизией и в мирное время. Глубокой осенью 1947 года в ГУК - е (Главное управление кадров), вручая мне предписание, Бирюков с искренним сожалением сказал: – Да, мы вас обижаем, товарищ полковник. – Благодарю вас за сочувствие, товарищ генерал. Вы предлагали мою кандидатуру на многие другие места. – Что поделаешь... Не прошло. – Я - призер учебы, комдив Отечественной войны - из всего нашего выпуска последним получаю назначение и на две категории ниже. Вы как профессиональный военный понимаете, что мое самолюбие глубоко оскорблено. – Да, на вашем месте любой бы оскорбился, я об этом докладывал Голикову, он приказал не терять вас из виду. Я поехал в Сибирь заместителем командира бригады, а весною Голиков был отстранен от должности и отправлен в войска с понижением. О моем пребывании в Сибири расскажу отдельно. Ведя со мной переговоры по поводу приглашения на преподавательскую работу, Бирюков сказал, что бывший командующий фронтом, затем многие годы работавший заместителем министра Ф.И. Голиков попал в опалу; Маленков кричал на него за «засорение» неблагожелательными людьми, коих не следовало бы назначать на командные посты. Ему пришили «потерю бдительности»... Голиков, по словам Бирюкова, считал, что аттестации не всем и не всегда бывают справедливыми. Шаблон (читай, донос) приводит к неверной расстановке кадров, оплачивается кровью на войне. Поэтому он считал необходимым отнестись с доверием на представления ГУК, который не только по бумагам, но и на деле занимается изучением кадров. Бирюков с улыбкой сказал: – Вашу кандидатуру на должность заместителя начальника штаба армии отверг сам Голиков, сказав: «Нет, у него не штабной, а командирский характер». Жизнь дает достаточно богатый материал и выдвигает серьезные проблемы, художественное решение которых еще не нашло развернутого отражения в литературе. Проблема становления и формирования характеров в условиях истинной и фальшивой бдительности, на наш взгляд, является главной проблемой, влияющей на все области общественной жизни, включая военную службу и войну, как общественное явление. Ряд вопросов мною был поднят в разное время в разных выступлениях; их повторять здесь не стану. Эти записи как бы являются дополнениями к ним. Сумбурность и непоследовательность изложения мыслей объясняется «удобствами госпитальной обстановки, множеством антрактов, связанных с весьма неприятными процедурами, как бесконечные указывания и обмазывания лекарственными мазями. Я припоминаю произведения на тему войны, когда - либо прочитанные мною. Они зачастую носят описательный характер действий мелких подразделений. Из- за недостаточной осведомленности из- под пера авторов ускользает масштабность. На самом деле замысел и вся механика общевойнского боя были недоступны многим авторам или по уровню их военных знаний, или по причине строгой секретности документов. В штабах шла подготовка, шел процесс выработки замысла и планирования, а бой ломал их, внося свою корректуру, но все же центральная линия часто оставалась неизменной, ради достижения которой как в статике, так и в динамике боя делалось все возможное и что только можно было предпринять. Для создания «полнометражного» произведения на тему войны недостаточно описания боев мелких подразделений. Очень важно брать (взять) масштаб полка и дивизии: это крупные и более самостоятельные тактические части и соединения, где усилиями (взаимодействиями) всех родов войск решаются весомые боевые тактические задачи, четче и ясней вырисовывается картина общевойсковых боев, прослеживаются характеры, они выступают крупным планом на фоне общей картины боя, вопросы «человековедения» и психологии в самой нагой (голой) форме проходят перед глазами, как на киноэкране. Бой полон напряженностей и опасностей. В бою человек находится в постоянном активном действии, на грани жизни и смерти. Фальшь и наигрыш не держатся под огнем. В бою проявляется характер человека. Горячность и быстротечность обстановки часто путает его достоинство с недостатками. Не всегда удается правильно определять масштабы, в которых наилучшим образом будет использован офицер. Командир постоянно находится в фокусе внимания окружающих. Его слова и жесты не ускользнут от пристального внимания подчиненных ему людей. Напускная строгость, надуманная озабоченность и нарочитость легко угадываются; настоящий командир должен избегать позы и лицедейства, а быть таким, какой он есть от природы и воспитания, быть с массою. Это не значит, что он должен торчать или болтаться на переднем крае. Передний край - понятие масштабное. Для командиров соответствующих степеней передний край проходит там, где он наилучшим образом будет в курсе обстановки и в соответствии с этим будет разумно реагировать, оперативно руководить, управлять, влияя на ход боевых действий войск, вмешиваясь маневрами огневых средств, резервов и путем перестроения боевых порядков. Известно, что бой без жертв не бывает. Непреднамеренных убийств на войне не бывает. «Убей!» - девиз войны. Cмерть - явление трагическое в бою она трагична вдвойне, втройне. Повинуясь воинскому долгу, человек идет навстречу своей судьбе, не ведая того рокового, что ждет его на поле боя, не зная, когда, как, при каких обстоятельствах ранят или убьют его. Қырық жыл қырғында ажалдан өледі, говорят казахи (Даже в сорокалетней войне умрет только тот, кого выберет смерть). У человека всегда есть надежда. Я еще в годы войны говорил, что солдат идет в бой не умирать, а жить. Надежда спасает людей иногда даже тогда, когда кажется, что смерть неизбежна. Даже многое пережившие воины говорят: «Погиб случайно»; «Погиб зря»; «Погиб героически». Да, так говорят. Но разве можно провести грань между гибелью «случайной» и «необходимой»? В броске вперед одни напоролись на минное поле, других сразили осколки от снарядов и мин, третьих скосила с самолета пулеметная очередь, четвертых погребло в блиндаже прямое попадание крупнокалиберного снаряда фугасного действия, а многие быстрыми темпами углубляются в оборону противника. Из них каждый мог оказаться на месте другого. Где случайность? Где закономерность? В бою нет случайности! Следовательно, и смерть в бою (убийство) неслучайна, а результат преднамеренного действия. Боец (воин) переживает всякую гибель товарища. Будучи сам кандидатом к гибели, говоря «погиб зря», думает - дешево отдал жизнь. А говоря «погиб героически», хочет сказать, дорого отдал жизнь - не даром пролита кровь. Сражаясь храбро, высоко нес морально - нравственную основу войнской чести и самолюбия. Как отбито нападение? Как преодолено сопротивление? 1) С моего согласия эти слова были приписаны И.В.Панфилову. Оборона - удел слабых. Наступление - удел сильных. Идеал обороны - твердая стойкость. Идеал наступления - глубокий прорыв, стремительный порыв. Порыв не терпит перерыва. Сознание, что превосходство в силах и средствах и инициатива на стороне противника, что он, определяя направление удара и время действия, навязывает свою волю, часто угнетает обороняющихся. Воля человека не поддается учету и ярко проявляется в сопротивлении, в защите. Самая лучшая оборона завершается тушением наступательного порыва противника и отбрасыванием его на его же исходное положение контратакой, а в больших масштабах - переходом в контрнаступление. Сочувствие нейтрального лица (читателя) всегда на стороне тех, кто защищается в самых невыгодных условиях... Ошибки чаще допускаются в наступлении, чем в обороне. Особенно чреватыми бывают последствия этих ошибок в оперативно - стратегических масштабах. Например: после разгрома немцев под Москвой им была дана возможность успешно развернуть крупную стратегическую операцию на юге страны летом 1942 года и дойти до Волги. Или взять катастрофу в районе Харькова. Немцы срезали барменковский выступ, заняли выгодные позиции, рубежи для нового наступления... В больших масштабах разведывательные данные бывают более точными: передвижения огромной массы войск и техники скрыть даже при тщательной маскировке почти невозможно. Это дает возможность разгадать замысел противника в общих чертах. Ведь мы же знали о сосредоточении немецких войск вблизи нашей западной границы и даже точную дату нападения (сообщение доктора Р.Зорге от 15 июня 1941 года о том, что война начнется 22 июня). Мы также знали после победы под Сталинградом, что немцы уплотняют фронт, что у него резервы еще не исчерпаны. Мы знали, что немцы заняли жесткую оборону, чтобы со временем перейти в наступление... В районе Белгорода и Курска нам было известно не только количество, качество войск противника, но и их оперативное построение, и заранее были предприняты меры. Так что на всех крупных и решающих этапах разведка, в основном, правильно и более или менее точно питала Ставку верными данными, а какие настроения и возможности довлели наверху, нам неизвестно, к ним допуска мы не имеем. В годы войны мы говорили о «заманчивых расчетах». Последние годы говорим о «непростительных просчетах». Как к «просчетам», так и к «расчетам» для нас глубинные двери архивов пока закрыты, а в щели их не увидеть. Разночтения истории нас часто сбивают с толку (в этом отношении весьма характерны военные произведения К. Симонова, который не от хорошей жизни героев своих ранних произведений механически переставляет в новые романы. А не лучше ли было бы тему раскрыть через судьбы других людей? Например, И. Синцов и Серпилин смонтированы из разных кусков, чтобы через них попытаться договаривать все в новом аспекте, что не было сказано в ранних произведениях, а Батюк, Баранов и Люсин ничего не раскрывают. Авторские рассуждения весьма робки, а местами выглядят посторонними телами в сюжете романа). Мне одна учительница писала: «...XX съезд партии является историческим водоразделом в жизни нашего общества. Восстановление ленинских норм дает широкую возможность по - новому взглянуть на многие события и процессы тридцатых и сороковых годов, более глубоко и основательно... Теперь легко быть умным и разнести в пух и в прах даже те книги, в которых немало сильно написанных страниц...» Она права. Мне жена говорила, что Синцов тонет в море материалов, а Серпилин с эпизодической роли начал сразу претендовать на центральное место. Да, действительно Иван Синцов - ТЗО (трудно - затопляемый образ) Симонова: Синцов, по воле автора, несет нечеловеческую тяжесть, он слишком перегружен. Концентрация всего в одном образе порождает сомнения и недоверие: чем дальше, тем больше он занимает внимание, в повествовании утрачивается масштаб, затянутость убивает драматичность, острота и народность темы резко ослабевают. В первом романе Синцов, как образ и характер, исчерпан. Он на дальнейшее развитие за
БАУЫРЖАН МОМЫШУЛЫ
Сентябрь, 1964 год
Алма- Ата,
военный госпиталь
Печальные ошибки - неоправданные жертвы
Казахи 1907 года рождения первыми стали призываться в ряды Красной Армии под грифом «Ранее непризывавшиеся национальности». Так что фактическое начало нормального привлечения казахов к военной службе и воинским обязанностям надо считать 1928 год.
Проходя действительную военную службу, допризывную и вневойсковую подготовку, основная масса военно - обязанных казахов включилась в систему всеобщей воинской обязанности, воспринимая ее как священный долг перед отечеством. Именно с этого начался морально - нравственный перелом и патриотический подъем, сознание достоинства равноправного гражданина, облеченного полным доверием, в том числе и на фронтах вооруженной борьбы. Начинает пробуждаться интерес к военной службе, общественным оборонно - патриотическим и спортивным организациям (ГТО, ГСО) и военной литературе. Что, в свою очередь, вело к увеличению числа военных кадров.
Казахи ранее никогда массово не участвовали в большой войне, но наравне с другими народами нашей родины готовились к ней. Международная обстановка тех времен со своими поразительными переменами: весьма быстрым развитием военной промышленности и боевой техники, возникновением воинствующего фашизма и нацизма, - выдвигала новые проблемы, выходящие за рамки внутреннего положения любой страны.
Отвратительный разбой Италии в Абиссинии, Японская агрессия в Китае, предательство в отношении Чехословакии, падение Испании, антикоминтерновская ось Токио - Берлин - Рим породили у одних замкнутость, у иных отсутствие нравственных обязательств, у третьих, паразитирующих на извращениях, демагогию «бдительности», ставящей под подозрение всех и каждого в принципе. Когда я высказал эти мысли Габитус Мусрепову в январе 1944 года, он воскликнул: «Мынауың таңғаларлық екен!.. Сол кезде қамалмаған бақытың бар жігіт екенсің» (Это поразительно!.. Ты родился под счастливой звездой, вот почему в те годы тебя не упекли в тюрьму).
Отсутствие нравственных обязательств и демагогия «бдительности» имели громадную разрушительную силу, и они в различных сферах жизни избили одних, развратили других; казалось, жизнь шла по какой - то извилисто - страшной логике подозрительности (в одной из аттестаций этих лет предлагалось уволить меня из рядов РККА (Рабоче - Крестьянская Красная Армия) как политически неблагонадежного. Но этот вывод был сделан вразрез уже поданной команде «Больше лес не рубить!». Но итоги аттестации так и были предъявлены в ГУК (Главное управление кадров) в 1947 году как основание для недоверия мне дивизии, назначения меня заместителем командира бригады и резолюции «Воздержаться!» на всех представлениях вплоть до моего увольнения в запас.
Все это делалось даже после того, как покончили с «вредителями» и «кулачеством», пережили «головокружение от успехов», пережили повальный голод 1932 - 1933 годов.
Это продолжалось и тогда, когда народ в пятилетках грудился до седьмого пота, сознавая, что этим самым все выше и выше поднимает страну... Короче говоря, вместо нормальных людских отношений в те годы было всякое: одни были стойкими, другие приспособленцами; одни стояли на подобающей высоте нравственности, другие - на горбу тщеславия; одни были готовы к самоотверженности, другие нагло шкурничествовали; одни были готовы к душевной щедрости, другие творили циничную жестокость. Это было сложным и тяжелым кризисом, бедствием в истории. Пропаганда все больше ориентировалась по успехам, но все меньше по трудностям; разумеется последние, как правило, сваливались на плечи «врагов народа».
Сама жизнь регистрировала всю сложность, все противоречия и последствия это кризиса, но вскрыть истинные причины - глубоко и всесторонне - пока не можем (невозможно).
Гитлер не скрывал своих надежд воспользоваться этим кризисом и явно рассчитывал на «пятую колонну»...
Уинстон Черчилль в своей многотомной книге «Вторая мировая война» одной из главных военно - политических ошибок Сталина считает поголовное истребление неугодных ему лидеров, казни, по его данным, четырнадцати тысяч высших офицеров (от капитана и выше). Он пишет, что Генеральный штаб создается веками, а в Советском Союзе он был уничтожен накануне войны.
Сын бывшего чехословацкого военного атташе мне рассказывал о том, что когда немцам стало известно о казнях Тухачевского, Якира, Уборевича и других, в Генеральном штабе немецкой армии все ходили с нескрываемым восторгом.
Тогдашний американский посол в Германии Доддс в своих воспоминаниях тоже пишет об этом. Сам Сталин признавал: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 - 1942 годах». Этим было сказано то, что в подготовке к войне были допущены ошибки и просчеты. Он сказал этим самым, что за эти ошибки несет ответственность глава правительства. Ведь он знал же, что ни один диктатор не пользовался в мире большей полнотой власти, чем он.
Мы при жизни Сталина не цитировали эту его фразу, а теперь ей полное раздолье в любом направлении.
Народ пережил тяжкие испытания борьбы и последствия перегибов, ошибок.ВКП(б) (Всероссийская коммунистическая партия (большевиков) и ее ЦК (Центральный комитет) пользовались непререкаемым авторитетом среди народных масс. Они воспитали в советском человеке любовь к родине и ненависть к ее врагам и фашизму. Это главная движущая сила проявилась, когда грянула война.
II
Итак, довоенное поколение казахов встретило войну более или менее подготовленным как в политическом, так и в военном отношениях.
Утверждения американца Д. Брауна о том, что советский солдат сражался потому, что не мог не подчиняться воле государства, что он не менее аполитичен, чем американский солдат, явно ошибочны. Тому подтверждение бурный поток массы добровольцев в военкоматы, как только вспыхнула война.
Из тогдашнего состава Союза писателей Казахстана добровольцами отправились на фронт восемьдесят процентов. Это весьма внушительный показатель; а ведь многие из них имели право на бронь.
С нашей стороны к началу войны на западной границе стояло столько же войск, сколько немцы сосредоточили для наступления, так что силы и средства имели соотношение один к одному.
Наши войска были рассредоточены по всей новой границе, а долговременные оборонительные сооружения по всей старой границе с 1939 года разрушались. И это делалось вместо того, чтобы оставить их, как вторую армейскую полосу обороны.
На высшие командные должности с 1937 года пришли люди, поднявшиеся по служебной лестнице не по способностям и по опыту, а зачастую по безупречным анкетным данным. Они, по существу, за полтора - два - три года не могли освоиться и чувствовать себя свободно (уверенно) на «капитанском мостике».
Я в 1939 - 1940 годах служил на Украине, участвовал в походах на Карпаты и присоединении Бессарабии. Находясь на оперативно - штабной службе, я не знал ни одного командира полка с академическим образованием. Многие из них, как бы гордясь своей головокружительной карьерой, самоуверенно подчеркивали: «Хотя я академию не кончал, а вот сдается мне...» Новоиспеченные начальники с образованием полковой школы или, в лучшем случае, нормального военного училища командовали полками и дивизиями, даже корпусами.
Моим начальником штаба был капитан Шурдук, он имел образование полковой школы двадцатых годов, из сверхсрочников выдвинулся на командные должности, был весьма малограмотным. Когда я носил к нему бумаги на доклад, он говорил: «Это нам пишут? Ну, читай, чего они пишут» или «Это мы пишем? А ну, быстренько прочти». Во время похода на Бессарабию я по приказанию командира полка составил план боя. Шурдук, не рассматривая, подписал его и, сказав: «Нехай так буде. Отнеси командиру полка на подпись... Война план покажет», - махнул рукою.
Капитан Соленов, смелой контратакой своего батальона отбросивший японцев на 200- 300 метров назад в бою на озере Хасан и получивший в этом бою ранение, но не покидавший поле боя, заслуженно был награжден орденом Красного Знамени, однако поспешно произведен в полковники, назначен заместителем командира корпуса.
Первоклассный летчик, старший лейтенант Рычагов, успешно действовавший во время Хасанского инцидента, был назначен командиром авиационного корпуса.
«Бдительный» старшина сверхсрочной службы, активно разоблачавший «врагов народа», был произведен в капитаны и назначен командиром батальона.
Инженеру по образованию, одногодичнику Яковлеву за успешные действия с взводом на Карельском перешейке было присвоено звание Героя Советского Союза, воинское звание полковник, и он был назначен командиром дивизии.
Эти некоторые мне известные примеры приводятся как свидетельство малоопытности и ограниченности масштабного, организационного, тактического и оперативного мышления отдельной категории командного состава в войсках.
Повторяю, что накануне войны наши войска были рассредоточены, арсеналы приближены к границам, боевая техника в парках, ангарах стояла под пломбой. Наша бдительность была притуплена самоуверенными «на чужой территории», «малой кровью», «ворошиловскими залпами», «глубоким маневром (основная масса артиллерии была на конной тяге, мотопехоты не было, потому возможности глубокого и быстрого, подвижного маневра были весьма ограниченными)» и фактом заключения факта о ненападений с Германией. После подписания этого пакта фон Риббентроп во время воздушной бомбежки, сидя с Молотовым в бомбоубежище, говорил ему: «Считайте, что с Англией покончено, ее песня спета. Как вы сами убедились, фюрер весьма дружественно расположен к вам». Молотов сказал Риббентропу: «Если с Англией действительно покончено, то почему мы здесь сидим?» - так из уст Сталина в своей книге передает У. Черчилль.
Из этой же книги Черчилля можно уяснить, что финский инцидент принес большой ущерб престижу Советского Союза, как великой державы; оккупацию нашими войсками Западной Белоруссии, западной Украины, польскую трагедию, по его выражению, «оккупация маленьких прибалтийских республик при молчаливом согласии Гитлера», а потом и заключение пакта о ненападении с Германией он считает недальновидностью и военно - политическим просчетом. Просчет он усматривает как нечто элементарно невозможное, за что впоследствии пришлось дорого заплатить. Разбирая «Майн камп» Гитлера, программные выступления фашистских лидеров и миссию Гесса, Черчилль тычет ими в глаза нам, рассуждая о том, что Сталин хотел истощить или, по крайней мере, сковать главные силы германской армии на английском фронте, вокруг этого острова, а потом, выбрав удобный момент, с новообретенных территорий на западе напасть на Германию.
Гитлер, взвесив обстановку, принял другое решение: держать Англию под траекторией воздушных сил, на дальних рейдах флота, а главными силами напасть на Советский Союз. Гитлер упредил Сталина. Черчилль нейтралитетно - выжидательную позицию Сталина считает просчетом, ошибкой.
Он также не скрывает, что открытие второго фронта им задерживалось до крайне для них благоприятного момента.
Какие испытания пришлось выдержать нашему советскому народу, чего стоил ему 1941 год? Какова же истинная цена народного подвига? Раскрыты ли героические черты советского характера? Где же корень тех отрицательных явлений, имевших место тогда?
Эти и ряд других вопросов требуют отображения и в литера
Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға