Писатель
Надо сказать, из-за сложившихся обстоятельств и вопреки строгой советской производственной этике, пришлось журналисту Михайлову-младшему работать в газете своего отца. На что Федор Прокофьевич испрашивал разрешения у самого Динмухамеда Ахмедовича Кунаева. Сын, конечно, очень старался быть не хуже других сотрудников. Однако именно по распоряжению ЦК убирали Валерия Михайлова из газеты за статью, в которой журналист писал, что воздух в Алма-Ате дурной, а станет еще гаже, если не заниматься экологией столицы. Видно, не верноподданнический тон был у этого выступления, тон свободного человека, который в партийной газете недопустим. В результате он пришел в журнал «Простор», в котором проработал девять лет. И хотя гласит известная сентенция: «В одну реку нельзя войти дважды», Валерий Михайлов в своей журналистской карьере «по второму кругу» сначала стал главным редактором «Казахстанской правды», а потом – журнала «Простор». Хроника Великого джута Мне казалось, что именно журналистская работа дала толчок поэту Валерию Михайлову к созданию его документальной книги «Великий джут». Оказывается, это не так. Истоки ее надо искать в стихотворении «Деды мои», написанном еще в 1980 году: «За то, что ввек не были иждивенцы, И жили только собственным трудом, Им дали имя – с п е ц п е р е с е л е н ц ы, И право – вновь все брать своим горбом». «Спецпереселенцы» – слово это тогда еще было под запретом, но в нем была история его семьи. Валерий Михайлов родился в 1946 году в Караганде, оба его деда – Прокофий со стороны отца и Иван со стороны матери были высланы из родных белгородских да саратовских мест в голые казахские степи в период коллективизации. Рыли землянки под охраной, отмечались в комендатуре – это была тюрьма под открытым небом. Так начинался Карлаг, окончательно сформировавшийся к 1937 году. Возле Караганды образовалось несколько спецпоселков, а кругом – степь, степь да редкие здания контор шахт, в которых, как и на строительстве города, главной рабочей силой стали спецпереселенцы и заключенные. Дед Иван, кто «и в мыслях-то не ведал драчки, и мухи не обидел никогда» так к шахте и не привык, стал конюхом и кучером, возил «на неотложке» докторицу, а дед Прокофий 20 лет работал под землей на самой опасной работе – бригадиром посадчиков, ушел на пенсию Почетным шахтером и орденоносцем. Цепкая детская память сохранила картину раннего карагандинского утра: гонят по улице на работу сначала заключенных, потом самых опасных заключенных везут в полуторке с автоматчиками и собаками, а потом уже пылит стадо коров на выпас. Вечером все повторяется в обратном порядке. – Помню их глаза, лица заключенных помню. Они ничего не могли сказать в этом строю – с работы на работу, в серых робах, серые лица и глаза – немые. И в семье все время была тайна, – рассказывает Валерий Федорович. – При детях же ничего не говорили – о страшных годах мора для казахской степи и для всех, кого сюда сослали, бросили на голую землю. Сотни тысяч людей из разных областей России, и многие не пережили этот голод, эти годы. Джут и по нашей семье прошелся – в семье деда Прокофия пятеро приехало, двое осталось. Умерла бабушка Марина и младшие папины братик и сестра. А мамина мама умерла еще до раскулачки, но деда не пощадили – выслали с малолетними детьми… К окончанию школы он уже кое-что стал прозревать. Учась в политехническом институте на геолога, бывая по полгода в самых отдаленных казахских районах Актюбинской, Карагандинской, Джезказганской, Восточно-Казахстанской, Джамбулской областей на производственной и учебной практике, он по каким-то деталям, разговорам понял: у казахов была великая трагедия в 31-33 годах, погибло очень много народу, но все почему-то об этом молчат. В книги заглянешь – там ничего этого нет – ни в истории партии, ни в истории государства. Лишь что-то проскальзывало в романах и повестях писателей-деревенщиков. Когда в 1980 году Валерий Михайлов писал стихотворение «Деды мои» о своих спецпереселенцах, он уже многое знал. Он усиленно занимался французским языком и для поэзии, и чтобы читать то, что пишется по истории СССР на Западе. В начале семидесятых, учась в Москве на отделении журналистики в Высшей комсомольской школе, он взял по спецкурсу тему истории и получил доступ в спецфонд Ленинской библиотеки. Тогда впервые узнал, что в Ленинграде во время войны был страшный голод, погиб миллион людей, но в нашей печати об этом не было ни слова. Однако правды о коллективизации и в главной библиотеке страны были крохи, почему-то ни советских, ни зарубежных историков не интересовала трагическая история русского крестьянства. – А ведь Россия была страной крестьянской, само слово «крестьяне» произошло от «христиане», само слово указывает на сущность людей, – говорит Валерий Федорович. – Мне хотелось написать об этой трагедии в прозе, я думал, что это будет роман, но к середине 80-х все стало так горячо, что я решил не роман писать, а документальную вещь – хронику великого джута. Стал собирать материал. А как собирать? В архивы не пускают, все по коллективизации или закрыто или уничтожено, я обратился к прямым свидетелям событий, записывал их рассказы. Прочитал все доступные газеты в редком фонде Пушкинской библиотеки, тогда еще их давали полистать… Книга Валерия Михайлова «Великий джут» – это не только потрясающие душу свидетельства тех, кто пережил голод начала тридцатых, видел собственными глазами картины мора, тысячи и тысячи трупов по всей бескрайней степи, обезлюдевшие аулы, где бродили потерявшие человеческое естество люди, охотившиеся на себе подобных. Горе и безысходность, десятилетиями сдерживаемые, невидимые миру слезы при внешней бесстрастности – так свидетельствуют о трагедии своего народа писатели Гафу Каирбеков, Альжаппар Абишев, Мекемтас Мырзахметов, Галым Ахмедов, Жаппар Омирбеков, Калмухан Исабаев, участники Великой Отечественной войны Сасан Нургалымов и Хаджи-Ахмет Кулахметов, академик Жабага Такибаев, сестра известного композитора Дана-бике Байкадамова, подписавший «письмо пятерых» в высшие партийные органы о творимом геноциде Габит Мусрепов и многие другие. Но сам автор не сдерживает своей публицистической страсти, он исследует и называет истинную причину и истинных виновников народной трагедии, заложенной в бесчеловечной сущности порожденного Марксом и Лениным, насаждаемого Сталиным и всей большевистской верхушкой строя, он показывает истинное лицо большевистских вождей, их аморальность, преступность разрушающих страну идей и деяний. Впервые в книге собраны все имеющиеся сведения о вершителе всеобщей коллективизации в казахских степях, которую тот цинично называл «Малым Октябрем в Казахстане», Голощекине, самое имя которого во веки веков проклято на казахской земле. Источник: biografia.kzНадо сказать, из-за сложившихся обстоятельств и вопреки строгой советской производственной этике, пришлось журналисту Михайлову-младшему работать в газете своего отца. На что Федор Прокофьевич испрашивал разрешения у самого Динмухамеда Ахмедовича Кунаева. Сын, конечно, очень старался быть не хуже других сотрудников. Однако именно по распоряжению ЦК убирали Валерия Михайлова из газеты за статью, в которой журналист писал, что воздух в Алма-Ате дурной, а станет еще гаже, если не заниматься экологией столицы. Видно, не верноподданнический тон был у этого выступления, тон свободного человека, который в партийной газете недопустим. В результате он пришел в журнал «Простор», в котором проработал девять лет. И хотя гласит известная сентенция: «В одну реку нельзя войти дважды», Валерий Михайлов в своей журналистской карьере «по второму кругу» сначала стал главным редактором «Казахстанской правды», а потом – журнала «Простор».
Хроника Великого джута
Мне казалось, что именно журналистская работа дала толчок поэту Валерию Михайлову к созданию его документальной книги «Великий джут». Оказывается, это не так. Истоки ее надо искать в стихотворении «Деды мои», написанном еще в 1980 году:
«За то, что ввек не были иждивенцы, И жили только собственным трудом, Им дали имя – с п е ц п е р е с е л е н ц ы, И право – вновь все брать своим горбом».
«Спецпереселенцы» – слово это тогда еще было под запретом, но в нем была история его семьи. Валерий Михайлов родился в 1946 году в Караганде, оба его деда – Прокофий со стороны отца и Иван со стороны матери были высланы из родных белгородских да саратовских мест в голые казахские степи в период коллективизации. Рыли землянки под охраной, отмечались в комендатуре – это была тюрьма под открытым небом. Так начинался Карлаг, окончательно сформировавшийся к 1937 году. Возле Караганды образовалось несколько спецпоселков, а кругом – степь, степь да редкие здания контор шахт, в которых, как и на строительстве города, главной рабочей силой стали спецпереселенцы и заключенные. Дед Иван, кто «и в мыслях-то не ведал драчки, и мухи не обидел никогда» так к шахте и не привык, стал конюхом и кучером, возил «на неотложке» докторицу, а дед Прокофий 20 лет работал под землей на самой опасной работе – бригадиром посадчиков, ушел на пенсию Почетным шахтером и орденоносцем.
Цепкая детская память сохранила картину раннего карагандинского утра: гонят по улице на работу сначала заключенных, потом самых опасных заключенных везут в полуторке с автоматчиками и собаками, а потом уже пылит стадо коров на выпас. Вечером все повторяется в обратном порядке.
– Помню их глаза, лица заключенных помню. Они ничего не могли сказать в этом строю – с работы на работу, в серых робах, серые лица и глаза – немые. И в семье все время была тайна, – рассказывает Валерий Федорович. – При детях же ничего не говорили – о страшных годах мора для казахской степи и для всех, кого сюда сослали, бросили на голую землю. Сотни тысяч людей из разных областей России, и многие не пережили этот голод, эти годы. Джут и по нашей семье прошелся – в семье деда Прокофия пятеро приехало, двое осталось. Умерла бабушка Марина и младшие папины братик и сестра. А мамина мама умерла еще до раскулачки, но деда не пощадили – выслали с малолетними детьми…
К окончанию школы он уже кое-что стал прозревать. Учась в политехническом институте на геолога, бывая по полгода в самых отдаленных казахских районах Актюбинской, Карагандинской, Джезказганской, Восточно-Казахстанской, Джамбулской областей на производственной и учебной практике, он по каким-то деталям, разговорам понял: у казахов была великая трагедия в 31-33 годах, погибло очень много народу, но все почему-то об этом молчат. В книги заглянешь – там ничего этого нет – ни в истории партии, ни в истории государства. Лишь что-то проскальзывало в романах и повестях писателей-деревенщиков.
Когда в 1980 году Валерий Михайлов писал стихотворение «Деды мои» о своих спецпереселенцах, он уже многое знал. Он усиленно занимался французским языком и для поэзии, и чтобы читать то, что пишется по истории СССР на Западе. В начале семидесятых, учась в Москве на отделении журналистики в Высшей комсомольской школе, он взял по спецкурсу тему истории и получил доступ в спецфонд Ленинской библиотеки. Тогда впервые узнал, что в Ленинграде во время войны был страшный голод, погиб миллион людей, но в нашей печати об этом не было ни слова. Однако правды о коллективизации и в главной библиотеке страны были крохи, почему-то ни советских, ни зарубежных историков не интересовала трагическая история русского крестьянства.
– А ведь Россия была страной крестьянской, само слово «крестьяне» произошло от «христиане», само слово указывает на сущность людей, – говорит Валерий Федорович. – Мне хотелось написать об этой трагедии в прозе, я думал, что это будет роман, но к середине 80-х все стало так горячо, что я решил не роман писать, а документальную вещь – хронику великого джута. Стал собирать материал. А как собирать? В архивы не пускают, все по коллективизации или закрыто или уничтожено, я обратился к прямым свидетелям событий, записывал их рассказы. Прочитал все доступные газеты в редком фонде Пушкинской библиотеки, тогда еще их давали полистать…
Книга Валерия Михайлова «Великий джут» – это не только потрясающие душу свидетельства тех, кто пережил голод начала тридцатых, видел собственными глазами картины мора, тысячи и тысячи трупов по всей бескрайней степи, обезлюдевшие аулы, где бродили потерявшие человеческое естество люди, охотившиеся на себе подобных. Горе и безысходность, десятилетиями сдерживаемые, невидимые миру слезы при внешней бесстрастности – так свидетельствуют о трагедии своего народа писатели Гафу Каирбеков, Альжаппар Абишев, Мекемтас Мырзахметов, Галым Ахмедов, Жаппар Омирбеков, Калмухан Исабаев, участники Великой Отечественной войны Сасан Нургалымов и Хаджи-Ахмет Кулахметов, академик Жабага Такибаев, сестра известного композитора Дана-бике Байкадамова, подписавший «письмо пятерых» в высшие партийные органы о творимом геноциде Габит Мусрепов и многие другие. Но сам автор не сдерживает своей публицистической страсти, он исследует и называет истинную причину и истинных виновников народной трагедии, заложенной в бесчеловечной сущности порожденного Марксом и Лениным, насаждаемого Сталиным и всей большевистской верхушкой строя, он показывает истинное лицо большевистских вождей, их аморальность, преступность разрушающих страну идей и деяний. Впервые в книге собраны все имеющиеся сведения о вершителе всеобщей коллективизации в казахских степях, которую тот цинично называл «Малым Октябрем в Казахстане», Голощекине, самое имя которого во веки веков проклято на казахской земле.
Источник: biografia.kz
Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға