Основа национального бытия

2 Сәуір 2014, 04:07

1. ЯЗЫК КАК НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ

И сегодня, на 13-м году независимости страны, очень много дискуссий вокруг государственного языка. Казахстан обрел независимость, канул в Лету всесильный идеологический диктат Москвы, статус казахского как единственного государственного языка закреплен в Основном законе страны, из года в год растет количество казахскоязычных школ и СМИ. Вроде бы пришло время для успокоения. Газеты не только по прежнему пестрят публикациями на языковую тему, они, напротив, приобретают особый размах, и не без основания.

Язык во все времена был главной составляю­щей национальной идеи и основой государствен­ной идеологии. За примером далеко не надо ходить. Вспомним главного языковеда страны Советов академика В.В.Виноградова, который го­ворил «Русский язык является не только родным языком русской нации, но и общим языком для народов и народностей, которые входят в состав великого Советского государства. Ему принадлежит великая объединяющая роль. У всех народов Советского Союза – общее дело, общие задачи. В новой государственной обстановке русский язык выполняет ответственную миссию идеологиче­ского руководителя».

Но не прошло и 50 лет, как с распадом социа­листической системы и роспуском Советского Со­юза начался и процесс дерусификации планеты. Победоносное шествие русского языка, который успел распространиться на гигантской терри­тории от златой Праги до Пхеньяна и которому лингвисты всерьез прочили место величайшего среди мировых языков, было остановлено. Из не­когда успешно заселенных ареалов его начали оттеснять с гораздо большой скоростью, чем он когда-то был навязан братским по идеологиче­ским критериям народам.

Инициаторами процесса явились освободивши­еся от коммунистического ига народы и страны Восточной и Средней Европы. Сначала резкое сокращение преподавания русского языка пред­приняли немцы, чехи, словаки, венгры и словен­цы. А затем за дело взялись и братья-славяне, и вот за какие-то 10-15 лет в их странах выросло новое поколение, которое относится к русскому языку как к равному среди равных, но уж не к первому над всеми. В дальнейшем этот процесс подхвачен в постсоветской Балтии, где сегодня многие эстонские, латышские, литовские дети, родившиеся начиная с 80-90-х годов совершенно не знают и, будем честны, даже не хотят знать русского языка. Не так давно осуществленный в Латвии перевод на латышский язык преподава­ния не менее 60 процентов учебных дисциплин в русских школах республики объективно сви­детельствует о том, что проблема фактического функционального неравенства языков ощущает­ся в этой стране по-прежнему остро. Идея лингвистического паритета и нейтрализации моно­польного положения русского языка не обошла и тех, кто издавна и по сей день разговаривает на русском с порой режущим слух акцентом, грузи­ны, армяне и азербайджанцы также существенно сократили, а местами вовсе прекратили в своих школах преподавание русского языка.

В школах Молдовы русский язык исключен из учебной программы разом и без особых цере­моний. Даже издревле самые близкие и едино­кровные по отношению к русским украинцы и белорусы в своих государствах возвели в кате­горический императив, прежде всего, возрожде­ние и развитие родного – национального языка. О том, что, защищая «рідну мову», отчаявшиеся люди готовы на крайности, говорит нашумев­ший случай: посетители одного из киевских кафе устроили в заведении разгром из-за того, что там звучала русская музыка, и разгоревшийся было конфликт на этнической почве удалось погасить с трудом.

На фоне перечисленных фактов и тенденций мы можем констатировать, что у нас в Казахста­не общественно-политический диалог по пробле­мам языкового развития протекает куда более цивилизованно, взвешенно, гибко, мягко и пла­номерно.

Но так ли уж беспроблемна языковая ситуация в Республике Казахстан? И так уж ли радостны перспективы если прогнозировать будущие со­стояния, отталкиваясь от нашего нынешнего социально-лингвистического status quo? Несколько отсрочим ответы на эти вопросы и вновь обратимся к мировой истории и практи­ке.

Советский Союз не зря окрестили послед­ний в истории империей. Причины и факторы ее бесславного конца были заложены, а точ­нее «запрограммированы», в самой модели той общественно-политической системы. И еще за­долго до 1991 года, примерно с середины XX века, социологи, если не советские, то зару­бежные, прогнозировали более чем близкие к реальному исходу сценарии развития лингвополитических событий. Потому что на тот момент у них уже имелись вполне очевидные причины неминуемого распада империй и сложившегося в процессе деколонизации характера дальнейших взаимоотношений между бывшими метрополия­ми и колониями. Самые яркие и хрестоматийные тому примеры - факты небывалого свертывания редукции, отката и сокращения жизненного про­странства английского, французского, испанского языков, безраздельное владычество которых на колонизированных в течение веков землях до поры казалось незыблемым, необратимым и бесспорным.

Истории колониализма известен универсаль­ный поведенческий и управленческий код: чтобы упрочить свою власть над завоеванным народа­ми, колонизаторы основательно берутся за две вещи, первая из которых – религия, вторая – язык. Вновь присоединенную землю наводняют миссионеры, которые сначала отвращают ту – земное население от традиционной веры, а за­тем аборигена методично разлучают с родным языком. Таковы два первых по превращению в манкуртов как отдельно взятых индивидов, так и целых этносов. Таков и парадокс истории, что, когда народы рвут цепи рабства и поднимаются на борьбу за независимость главными ее мотива­ми и девизами выступают именно вера и язык. Другая типологическая закономерность заклю­чается в том, что как только народы добиваются независимости, они первым делом стремятся поскорее избавиться от всех и всяческих атрибутов позорного колониального прошлого и восстано­вить свою, в той или иной степени и на тот или иной взгляд, утерянную национальную идентич­ность.

История человечества извечно и на бесчислен­ном множестве примеров доказывает, что язык – это не только и не просто основное орудие ком­муникации, но и мощнейшее оружие политиче­ского, экономического, социального принужде­ния и подчинения. В свое время Великобритания утвердила господство английского языка в своих многочисленных колониях. Франция - француз­ского в африканских владениях, Испания - ис­панского в Южной Америке, не зря прозванной Латинской, Португалия - португальского в юж­ноамериканских (Бразилия) и африканских (Ан­гола, Мозамбик) колониях, и даже десятимилли­онные Нидерланды - всесилие голландского в «великанской» по численности Индонезии, пре­восходящей метрополию по народонаселению в двадцать раз.

После второй мировой войны в боль­шей части мира развернулся гло­бальный процесс деколонизации: в освобождающихся и новообразующихся странах великие мировые языки (романские и германские) по исторически сопоставимым масштабам едва ли не в одноча­сье растеряли свои сильные позиции, которые им удавалось удерживать там на протяжении сотен прежних лет. Приняв на вооружение коренящиеся на Западе стандарты социально-экономической модернизации, развивающиеся страны, однако, не стали этого делать в сфере лингвистической. Как бы совершенны, функционально развиты и распространены в мире ни были языки бывших поработителей, освободившиеся народы начали медленно, но верно вытеснять их из культурной жизни своих государств и обществ. Культурологи объясняют это двояко: с одной стороны, бытует представление, что как бы богат ни был при­внесенный и навязанный извне язык, для нас это чуждое явление - язык захватчиков и эксплуа­таторов: с другой - имеет место твердая убеж­денность в том, что «отныне и впредь мы не «туземцы» и «инородцы», как нас представляли колонизаторы, а самодостаточная нация со сво­им языком, верой, историей, культурой, лицом и достоинством, и потому в условиях независимо­сти мы делаем ставку на родной язык и намерены развивать его».

Мудрость политиков никогда не ошибалась в том, что путь к сердцу народа, веками терпев­шего унижения и оскорбления, лежит через чут­кий, уважительный, честный и ответственный диалог с ним на понятном ему языке его матерей и отцов. Проиллюстрируем это на примере Па­кистана - самой крупной мусульманской страны, численность населения которой превышает 150-миллионов человек. Как известно из биографических описаний, основатель этого государства Джинна Мухаммед Али в свою бытность студен­том Оксфордского университета совершенно не верил в Бога и даже слыл отчаянным атеи­стом. Но вернувшись на родину и включившись в борьбу своего народа за национальную независимость, он первым делом совершил покаян­ный молебен и пал ниц в знак смирения перед всемогуществом Аллаха, объявив себя истинным правоверным. Будучи превосходным знатоком английского языка, он, тем не менее, посвятил себя трудному, но на тот момент популярному поприщу последовательного  борца за призна­ние прав и возможностей родного языка - урду. Так, на столпах исконной веры и родного языка Джинна Мухаммед Али  получил общенародное признание в качестве национального лидера и поднялся на пьедестал основателя независимого Пакистана. Хотя, если быть правдивым до кон­ца, то поднятый им на щит язык урду - это все­го лишь, один из диалектов хинди, вобравший в себя большое количество арабских и персидских слов, использующий арабский алфавит вместо деванагари.

Автор знаменитого политического бестселлера XX века «Сарина» первый президент независи­мой Индонезии Ахмад Сукарно был чрезвычайно популярен В СССР, поскольку в коммунистиче­ской пропаганде его имя активно использовалось как один из символов антиимпериалистической борьбы и пробуждения народов Азии. Так вот, тот самый Сукарно еще в бытность Индонезии голландской колонией, окончив высшее учебное заведение на голландском языке, вместе с тем блестяще овладел английским. Но в кресло пер­вого президента Индонезии его усадили совсем не эти добродетели, а возглавленная им борьба за конфессиональные и языковые права своего народа. Именно Сукарно наставил на путь исла­ма современную Индонезию, численность насе­ления которой сегодня превышает 200 миллио­нов человек.

И вновь обратимся к объективным фактам и за­ключениям профессиональных лингвистов, со­гласно которым так называемый индонезийский язык - это всего лишь продолжение и развитие в Индонезии малайского языка (на котором, кроме Индонезии, говорят в Малайзии, Брунее и Син­гапуре). Название «индонезийский язык» вместо «малайский язык» принято в Индонезии на Кон­грессе молодежи в 1928 году, а в качестве официального языка и языка межнационального об­щения Республики Индонезии существует лишь с 1945 года. Но Сукарно понадобилась общая идея, способная всколыхнуть и консолидировать до того разобщенный народ. И, к своей чести, он безошибочно выбрал ее из множества заманчи­во витавших в воздухе: ею стала идея духовного освобождения, путь к которому пролегает через возрождение веры и языка. Всенародная любовь к национальному лидеру оставила настолько глу­бокий след в памяти индонезийцев, что спустя 30 лет на ее волнах к власти была приведена дочь Ахмада Сукарно - нынешний президент Ин­донезии госпожа Мегавати Сукарнопутри. И та­ких примеров мировая история знает превеликое множество. Каков же логический вывод из этих историко-лингвистических экскурсов?

Язык в первую очередь, важнейший и непре­менный атрибут, отличительный знак, совокуп­ность культурно-исторического опыта конкрет­ной нации, сложный идентификационный символ и источник ее цивилизационного самоопределе­ния.

Исходя из этой непреложной истины, каждая нация, решившая стать вершительницей своей собственной судьбы, дело защиты и укрепления своей независимости начинает именно с возвы­шения статуса, престижа и функциональных возможностей родного языка. Об этом свидетель­ствует как вся прежняя история борьбы народов мира за свою независимость, так и происходящая на наших глазах современная практика развития стран - членов Содружества Независимых Госу­дарств.

Поэтому первостепенное внимание к проблемам языкового развития нации и усовершенствования общественно-языковой практики – верный и бес­спорный признак возникновения, становления и развития молодого независимого государства, непременный спутник национальной модерниза­ции, основа национальной идеи и духовного воз­рождения национальной культуры.

Мухтар Кул-Мухаммед

Ербол Тлешов, «Язык страны»

Бөлісу: