2 Сәуір 2014, 04:07
И сегодня, на 13-м году независимости страны, очень много дискуссий вокруг государственного языка. Казахстан обрел независимость, канул в Лету всесильный идеологический диктат Москвы, статус казахского как единственного государственного языка закреплен в Основном законе страны, из года в год растет количество казахскоязычных школ и СМИ. Вроде бы пришло время для успокоения. Газеты не только по прежнему пестрят публикациями на языковую тему, они, напротив, приобретают особый размах, и не без основания.
Язык во все времена был главной составляющей национальной идеи и основой государственной идеологии. За примером далеко не надо ходить. Вспомним главного языковеда страны Советов академика В.В.Виноградова, который говорил «Русский язык является не только родным языком русской нации, но и общим языком для народов и народностей, которые входят в состав великого Советского государства. Ему принадлежит великая объединяющая роль. У всех народов Советского Союза – общее дело, общие задачи. В новой государственной обстановке русский язык выполняет ответственную миссию идеологического руководителя».
Но не прошло и 50 лет, как с распадом социалистической системы и роспуском Советского Союза начался и процесс дерусификации планеты. Победоносное шествие русского языка, который успел распространиться на гигантской территории от златой Праги до Пхеньяна и которому лингвисты всерьез прочили место величайшего среди мировых языков, было остановлено. Из некогда успешно заселенных ареалов его начали оттеснять с гораздо большой скоростью, чем он когда-то был навязан братским по идеологическим критериям народам.
Инициаторами процесса явились освободившиеся от коммунистического ига народы и страны Восточной и Средней Европы. Сначала резкое сокращение преподавания русского языка предприняли немцы, чехи, словаки, венгры и словенцы. А затем за дело взялись и братья-славяне, и вот за какие-то 10-15 лет в их странах выросло новое поколение, которое относится к русскому языку как к равному среди равных, но уж не к первому над всеми. В дальнейшем этот процесс подхвачен в постсоветской Балтии, где сегодня многие эстонские, латышские, литовские дети, родившиеся начиная с 80-90-х годов совершенно не знают и, будем честны, даже не хотят знать русского языка. Не так давно осуществленный в Латвии перевод на латышский язык преподавания не менее 60 процентов учебных дисциплин в русских школах республики объективно свидетельствует о том, что проблема фактического функционального неравенства языков ощущается в этой стране по-прежнему остро. Идея лингвистического паритета и нейтрализации монопольного положения русского языка не обошла и тех, кто издавна и по сей день разговаривает на русском с порой режущим слух акцентом, грузины, армяне и азербайджанцы также существенно сократили, а местами вовсе прекратили в своих школах преподавание русского языка.
В школах Молдовы русский язык исключен из учебной программы разом и без особых церемоний. Даже издревле самые близкие и единокровные по отношению к русским украинцы и белорусы в своих государствах возвели в категорический императив, прежде всего, возрождение и развитие родного – национального языка. О том, что, защищая «рідну мову», отчаявшиеся люди готовы на крайности, говорит нашумевший случай: посетители одного из киевских кафе устроили в заведении разгром из-за того, что там звучала русская музыка, и разгоревшийся было конфликт на этнической почве удалось погасить с трудом.
На фоне перечисленных фактов и тенденций мы можем констатировать, что у нас в Казахстане общественно-политический диалог по проблемам языкового развития протекает куда более цивилизованно, взвешенно, гибко, мягко и планомерно.
Но так ли уж беспроблемна языковая ситуация в Республике Казахстан? И так уж ли радостны перспективы если прогнозировать будущие состояния, отталкиваясь от нашего нынешнего социально-лингвистического status quo? Несколько отсрочим ответы на эти вопросы и вновь обратимся к мировой истории и практике.
Советский Союз не зря окрестили последний в истории империей. Причины и факторы ее бесславного конца были заложены, а точнее «запрограммированы», в самой модели той общественно-политической системы. И еще задолго до 1991 года, примерно с середины XX века, социологи, если не советские, то зарубежные, прогнозировали более чем близкие к реальному исходу сценарии развития лингвополитических событий. Потому что на тот момент у них уже имелись вполне очевидные причины неминуемого распада империй и сложившегося в процессе деколонизации характера дальнейших взаимоотношений между бывшими метрополиями и колониями. Самые яркие и хрестоматийные тому примеры - факты небывалого свертывания редукции, отката и сокращения жизненного пространства английского, французского, испанского языков, безраздельное владычество которых на колонизированных в течение веков землях до поры казалось незыблемым, необратимым и бесспорным.
Истории колониализма известен универсальный поведенческий и управленческий код: чтобы упрочить свою власть над завоеванным народами, колонизаторы основательно берутся за две вещи, первая из которых – религия, вторая – язык. Вновь присоединенную землю наводняют миссионеры, которые сначала отвращают ту – земное население от традиционной веры, а затем аборигена методично разлучают с родным языком. Таковы два первых по превращению в манкуртов как отдельно взятых индивидов, так и целых этносов. Таков и парадокс истории, что, когда народы рвут цепи рабства и поднимаются на борьбу за независимость главными ее мотивами и девизами выступают именно вера и язык. Другая типологическая закономерность заключается в том, что как только народы добиваются независимости, они первым делом стремятся поскорее избавиться от всех и всяческих атрибутов позорного колониального прошлого и восстановить свою, в той или иной степени и на тот или иной взгляд, утерянную национальную идентичность.
История человечества извечно и на бесчисленном множестве примеров доказывает, что язык – это не только и не просто основное орудие коммуникации, но и мощнейшее оружие политического, экономического, социального принуждения и подчинения. В свое время Великобритания утвердила господство английского языка в своих многочисленных колониях. Франция - французского в африканских владениях, Испания - испанского в Южной Америке, не зря прозванной Латинской, Португалия - португальского в южноамериканских (Бразилия) и африканских (Ангола, Мозамбик) колониях, и даже десятимиллионные Нидерланды - всесилие голландского в «великанской» по численности Индонезии, превосходящей метрополию по народонаселению в двадцать раз.
После второй мировой войны в большей части мира развернулся глобальный процесс деколонизации: в освобождающихся и новообразующихся странах великие мировые языки (романские и германские) по исторически сопоставимым масштабам едва ли не в одночасье растеряли свои сильные позиции, которые им удавалось удерживать там на протяжении сотен прежних лет. Приняв на вооружение коренящиеся на Западе стандарты социально-экономической модернизации, развивающиеся страны, однако, не стали этого делать в сфере лингвистической. Как бы совершенны, функционально развиты и распространены в мире ни были языки бывших поработителей, освободившиеся народы начали медленно, но верно вытеснять их из культурной жизни своих государств и обществ. Культурологи объясняют это двояко: с одной стороны, бытует представление, что как бы богат ни был привнесенный и навязанный извне язык, для нас это чуждое явление - язык захватчиков и эксплуататоров: с другой - имеет место твердая убежденность в том, что «отныне и впредь мы не «туземцы» и «инородцы», как нас представляли колонизаторы, а самодостаточная нация со своим языком, верой, историей, культурой, лицом и достоинством, и потому в условиях независимости мы делаем ставку на родной язык и намерены развивать его».
Мудрость политиков никогда не ошибалась в том, что путь к сердцу народа, веками терпевшего унижения и оскорбления, лежит через чуткий, уважительный, честный и ответственный диалог с ним на понятном ему языке его матерей и отцов. Проиллюстрируем это на примере Пакистана - самой крупной мусульманской страны, численность населения которой превышает 150-миллионов человек. Как известно из биографических описаний, основатель этого государства Джинна Мухаммед Али в свою бытность студентом Оксфордского университета совершенно не верил в Бога и даже слыл отчаянным атеистом. Но вернувшись на родину и включившись в борьбу своего народа за национальную независимость, он первым делом совершил покаянный молебен и пал ниц в знак смирения перед всемогуществом Аллаха, объявив себя истинным правоверным. Будучи превосходным знатоком английского языка, он, тем не менее, посвятил себя трудному, но на тот момент популярному поприщу последовательного борца за признание прав и возможностей родного языка - урду. Так, на столпах исконной веры и родного языка Джинна Мухаммед Али получил общенародное признание в качестве национального лидера и поднялся на пьедестал основателя независимого Пакистана. Хотя, если быть правдивым до конца, то поднятый им на щит язык урду - это всего лишь, один из диалектов хинди, вобравший в себя большое количество арабских и персидских слов, использующий арабский алфавит вместо деванагари.
Автор знаменитого политического бестселлера XX века «Сарина» первый президент независимой Индонезии Ахмад Сукарно был чрезвычайно популярен В СССР, поскольку в коммунистической пропаганде его имя активно использовалось как один из символов антиимпериалистической борьбы и пробуждения народов Азии. Так вот, тот самый Сукарно еще в бытность Индонезии голландской колонией, окончив высшее учебное заведение на голландском языке, вместе с тем блестяще овладел английским. Но в кресло первого президента Индонезии его усадили совсем не эти добродетели, а возглавленная им борьба за конфессиональные и языковые права своего народа. Именно Сукарно наставил на путь ислама современную Индонезию, численность населения которой сегодня превышает 200 миллионов человек.
И вновь обратимся к объективным фактам и заключениям профессиональных лингвистов, согласно которым так называемый индонезийский язык - это всего лишь продолжение и развитие в Индонезии малайского языка (на котором, кроме Индонезии, говорят в Малайзии, Брунее и Сингапуре). Название «индонезийский язык» вместо «малайский язык» принято в Индонезии на Конгрессе молодежи в 1928 году, а в качестве официального языка и языка межнационального общения Республики Индонезии существует лишь с 1945 года. Но Сукарно понадобилась общая идея, способная всколыхнуть и консолидировать до того разобщенный народ. И, к своей чести, он безошибочно выбрал ее из множества заманчиво витавших в воздухе: ею стала идея духовного освобождения, путь к которому пролегает через возрождение веры и языка. Всенародная любовь к национальному лидеру оставила настолько глубокий след в памяти индонезийцев, что спустя 30 лет на ее волнах к власти была приведена дочь Ахмада Сукарно - нынешний президент Индонезии госпожа Мегавати Сукарнопутри. И таких примеров мировая история знает превеликое множество. Каков же логический вывод из этих историко-лингвистических экскурсов?
Язык в первую очередь, важнейший и непременный атрибут, отличительный знак, совокупность культурно-исторического опыта конкретной нации, сложный идентификационный символ и источник ее цивилизационного самоопределения.
Исходя из этой непреложной истины, каждая нация, решившая стать вершительницей своей собственной судьбы, дело защиты и укрепления своей независимости начинает именно с возвышения статуса, престижа и функциональных возможностей родного языка. Об этом свидетельствует как вся прежняя история борьбы народов мира за свою независимость, так и происходящая на наших глазах современная практика развития стран - членов Содружества Независимых Государств.
Поэтому первостепенное внимание к проблемам языкового развития нации и усовершенствования общественно-языковой практики – верный и бесспорный признак возникновения, становления и развития молодого независимого государства, непременный спутник национальной модернизации, основа национальной идеи и духовного возрождения национальной культуры.
Мухтар Кул-Мухаммед
Ербол Тлешов, «Язык страны»