2 Сәуір 2014, 04:47
У каждого народа своя ментальность – своеобразный склад ума, свое мироощущение, миропонимание. Казаху, например, не свойственны точность, четкость в европейском понимании. Он предпочитает речи иносказательные, метафорические, с намеками, с красочными образами, витиеватые. Душа у него широкая, вольная, как степь. Мыслит он космическими категориями. Он с презрением относится к мелочам жизни, к мышиной возне, к муравьиной суете. Он щедр, дорожит днем сегодняшним, почитает предков, уважает традиции. На вопрос: «Сколько у тебя детей?» казах редко ответит точно: «двое, трое». Он скажет: «Э, слава Аллаху, бегают тут пятеро-шестеро». Спросишь: «Сколько километров до следующего аула?», он ответит, почесав затылок: «Э, кто твои километры считал? Кто божью землю мерял?», и скажет: «Иек астында», то есть, «под подбородком». Или: «Два ягнячьих перегона». Или: «Один скок на стригунке». Или: «За время, пока вскипятишь молоко, доедешь». Или: «За время, пока сваришь мясо... пока подоишь кобылицу... верблюдицу...» Если уж совсем рядом, то «на расстоянии крика», «на расстоянии брошеной палки», «на длину аркана». И даже «на расстоянии струйки мочи» («сідік шаптырым»). Если далеко, то «на расстоянии двух-трех ночевок», или «двух-трех-дневного пути». Спросишь возраст, тоже не всегда точно ответит. Скажет, подумав, со значением: «Одолел перевал жизни», «Полпути достиг», «Взобрался на вершину мудрости», «перевалил за шестой десяток», «добрался до возраста Пророка», «уж недалек аул семидесятилетия», «дополз до ледяного пика восьмидесятилетия», «седьмой год седьмого десятка», «до тупика девяностолетия рукой подать» и т.д.
Вообще для казаха говорить прямо, в лоб, без вводных фраз, без слов приличия, так называемых ритуальных фигур, однозначно предосудительно, бестактно. Тот, кто говорит напрямик, в лоб, «ляпает сходу» – человек «русского нрава», «русского характера». В понимании казаха это отнюдь не достоинство.
XI
Көлді жел қозғайды, ойды сөз қозғайды.
Ветер озеро приводит в движение,
слово – мысль.
Казахская поговорка
С обретением независимости в Казахстане началась, можно сказать, тотальная борьба с варваризмами в языке. Вдруг обнаружилось, что родной язык ужасающе засорен заемными словами – интернациональной лексикой и руссизмами. Это оскорбляло национальное чувство, унижало язык, уроняло его престиж. И без того ограниченная сфера употребления казахского языка сужалась на глазах до уродства, до пародии. И главное – это было просто несправедливо. Исконное богатство казахского языка, его исключительные возможности в словотворчестве, в словообразовании нарочито обеднялись. Варваризмы мозолили глаза, как сорная трава на неухоженном поле, и оскорбляли слух, как фальшивая нота в мелодичной песне. Заемные слова, сплошь и рядом употребляемые как в устной, так и в письменной речи, типа – коллектив, самолет, колхоз, творчество, салют, зоопарк, юбилей, космонавт, пенсионер, сумка, медсестра и сотни подобных варваризмов, стали набивать оскомину, вызывали откровенную неприязнь, аллергию, их стали вытравливать из речи, им стали повсюду и активно подыскивать сугубо чистый казахский аналог. В ход пошли древние, забытые слова, арабизмы, тюркизмы, фарсизмы, неологизмы, искусственные образования – порою весьма удачные, порою сомнительные, спорные, порою неуклюжие, анекдотичные, подозрительные, откровенно экспериментальные. Какие-то новообразования прижились в живом языке сразу же, другие «прописались» временно, третьи отвергались сходу, как слова-ублюдки, чуждые природе языка. Об этом и поговорим подробнее на конкретных примерах.
Для начала приведу несколько слов, введенных в казахский обиход литератором, переводчиком Ислямом Жарылгаповым. Он является автором не одной сотни неологизмов.
Балмұздақ – мороженое (бал – мед, мұздақ – ледок: «медок - ледок». Сравни узбекское: «мұзқоймоқ» – мұз – лед, қоймоқ – тугие сливки); аялдама – остановка; шеберхана – мастерская; суреткер – художник; саяжай – дача; аққайнар – шампанское (ақ – белое, қайнар – кипящее, бурлящее); теледидар – телевидение; басылым – издание; қазанама – некролог (қаза – смерть, утрата); азагүл – венок (аза – скорбь, гүл – цветок); балабақша – детский сад; оқырман – читатель; көрермен – зритель.
Слова эти образованы естественно, убедительно, путем слияния двух корневых слов или корневого слова с исконным казахским суффиксом. Именно потому, должно быть, слова эти легко прижились, прочно вошли в лексику современного устного и письменного казахского языка. А ведь каких-нибудь сорок-пятьдесят лет тому назад этих слов – даже страшно представить – вообще не существовало.
* * *
Несколько голых фактов для размышлений: Считается, что в английском языке примерно 240 тысяч корневых слов.
Словарь Шекспира составляет 15 тысяч слов. Байрона–15 тысяч. Маяковского–около того. Пушкин употребил 21197 слов. Науаи – 26 тысяч. Ленин–31 тысячу.
Мухтар Ауэзов только в «Пути Абая» использовал 16893 слова.
Четыре тома «Словаря» Даля вместили 200 тысяч слов, бесконечное количество поговорок, толкований. Над своим «Словарем» Даль работал 53 года.
В самом большом словаре – академическом 17-томном Словаре современного русского литературного языка зарегистрировано и объяснено 120 тысяч 488 слов. А узкоспециальных терминов, обозначающих особенности производства, науки, культуры и других областей человеческой деятельности, насчитываются миллионы, и сосчитать их хотя бы с относительной точностью невозможно. (См. Ф. Филин, «ЛГ» от 16.04.1975).
В тридцати четырех выпусках «Словаря говоров» оказалось больше 300 тысяч слов (а это еще лишь часть) – см. «ЛГ» N 10/2001.
В подготовленном в 1936-38 годах Садриддином Айни «Толковом словаре таджикского языка» содержится 15 тысяч слов.
В 1953 году, когда готовили к изданию первый однотомник казахского толкового словаря, в фонде (картотеке) Академии наук Казахской ССР, насчитывалось 180 тысяч слов, а уже в 1972 году эта картотека состояла из 2 миллионов 550 тысяч слов (Картотека казахских слов берет свое начало с 1937 г.).
В 70-х годах был издан 10-томник казахского толкового словаря. Ныне планируется его 15-томное издание. Поистине титанический труд и монблан слов! Сокровище!
* * *
Судьба казахского языка в настоящее время находится как бы между Сциллой и Харибдой, как бы зажата в тиски между накопленным веками несметным богатством, огромной жизненной силой и стойкостью, с одной стороны, и явственным пренебрежением нерадивых потомков к заповеданному аманату славных предков, к главному источнику народного Духа.
За многие века кочевой жизни на огромных пространствах казахи терпеливо и методично создали и отшлифовали две основополагающие ценности – язык и нравы-обычаи. И то, и другое является фундаментом национального Духа. Ныне этот фундамент находится в опасности под всесокрушающим напором всеразмывающей и унифицирующей цивилизации. Устоять перед этим мутным потоком забвения сложно. Необходимы мощные усилия вкупе с единством всего народа, всех тех, кто чтит свою национальную культуру, свое национальное обличье и не желает рухнуть, свалиться в яму тотального манкуртизма.
Я же всем сердцем уповаю на то, что природная мощь казахского языка, накопленная веками, не истает, не затеряется, не развеется на излучистых и крутых дорогах грядущих веков.
И многонациональный Казахстан, и многострадальный, многотерпеливый казахский народ, и его своеобычный, самодостаточный язык достойны великой судьбы, как и его беспредельная ширь.
2001 г.
«Гармония духа»,
Москва, « Русская книга» 2003 г.
132 Стр.
Ербол Тлешов
Руководитель Управления
по развитию языков города Астаны