|
|
В прежние времена жил один человек. Богатству его меры не было, счастье его бурлило, как вода, душа его была спокойна. Все четыре вида скота были у него. Были у него и два пса по кличке Торткоз (Четырехглазый) и Мойнак (Ошейник). Торткоз — назвали так, потому что пес был весь черный, только над глазами у него были две желтые точки, такие же, как его глаза. Когда его покличут, он идет, ласкаясь, с опущенной головой и глядит исподлобья. Тогда эти точки кажутся глазами. А второго пса хозяин назвал Мойнаком потому, что у него шея была обвита белой полоской, а весь он был черный.
Две собаки были настолько смышленые, что днем не лаяли и не бросались злобно на людей. А ночью бегали вокруг стойбища и овец, не подпуская близко ни волка, ни вора. Хозяин всегда был доволен ими и сам проверял, спрашивая у жен:
— Эй, дали поесть Мойнаку? Дали еды Торткозу?
Однажды в полдень весь скот вернулся и отдыхал, а пастухи покрикивали для виду «шайт». Богачи, вдоволь наевшись на тоях и сборищах, возвращались в аул, молодые девушки и парни тоже сходились вместе, шутили, разговаривали, забавлялись.
А два пса, тоже сытые, веселые, лежали себе довольные перед домом, грелись на солнце и разговаривали между собой. Они говорили о добре и зле, о щедрости и скупости, о том и о сем и наконец разговор зашел о дружбе и вражде. Мойнак со всезнающим видом сказал:
— Торткоз! Вот я думаю: что может быть лучше дружбы? И наступит ли когда-нибудь день, чтоб мы с тобой не дрались? Из-за всякого пустяка мы ругаемся и деремся, никогда не относимся друг к другу дружелюбно. Никогда мирно не говорим и не ходим. Каждый день — ругань, каждый день —драка. Так вот и поседеем! Ссоримся из-за всякой вещи, и пока деремся из-за нее, у нас ее уносит Кутбан. Я вижу, что Жолдыаяк (Удачливая лапа), Кутбан (Удачник) и Борнбасар (Волкодав) дружнее нас, живут в согласии и делятся добычей. Почему бы нам с тобой тоже не быть в согласии? Давай будем дружны и не будем ругаться! Если станем истинными друзьями, мы будем уважать друг друга, по отдельности и есть-то не сможем, хоть и шесть дней будем голодать. Вот тогда бы и не замечали, как проходят дни! Что скажешь на это, друг мой?
Торткоз растянулся, повилял хвостом, приподнял брови и, словно слова Мойнака завладели им, произнес:
— Мойнеке, очень верны твои слова! Первый вопрос — это я тоже думал, почему мы с тобой стали драчливыми и злыми? Чего нам не хватает? Мы сыты, а хозяин (да будет у него благополучие!) нас не обижает, не ругает и не бьет. Очень уважает. Что правда, то правда — во всем виноваты мы сами! Вечно деремся до крови из-за какого-нибудь пустяка! Вот думаю: такого же не было у наших предков! Что же, разве мы не можем им последовать? Ведь путей праведнее чем те, по которым шли наши предки, нам не найти!
Мойнак уставился на друга, поджал хвост и не знает, что делать: хочется сказать: «Ну, давай дружить!», а как сказать, не знает, побаивается. В это время Торткоз сам обнял его в знак дружбы. Обнялись они, облобызались.
— Теперь мы неразлучные друзья, никто и ничто не сможет нас разлучить! Пусть хоть с голоду помрем, но из-за пищи ругаться не будем!— клялись они и стояли, не в силах разлучиться.
Вдруг около них упала кость, выброшенная из дома. Тут же накинулись на нее они. Оба успели одновременно, начали рычать друг на друга, потом стали ругаться, а потом—драться. До того дрались, что с каждого шерсть клочьями летела.
Услышали их Жолдыаяк, Кутбан, Сырттан, прибежали, покусали дерущихся псов, забрали кость и съели. От шума овцы стали разбегаться, а пастухи поколотили псов и разлили их водой.
|